Часть 14. Хочется плакать.

13 0 0
                                        

Эмити бежит по пустому утопическому шоссе Орегона, она босиком, на ней только большая футболка и черные брюки Люсии, но она уверена, что ей не хотелось никуда ехать, ей просто хотелось уйти, бежать, пока какой-нибудь пьяный водитель не собьет ее или даже то, что ее собственное сердце перестанет болеть так же сильно, как ее тело.

Больно любить Люсию, больно осознавать, что никто в мире ее не ждет, больно слышать, как отец называет ее «принцессой», больно все время видеть разочарованное выражение лица Одалии, больно находиться вдали от них. Ее братьев. Кажется, все болело так сильно, что иногда ей казалось, будто она тонет в реке, такой глубокой, что пропадает любой намек на солнечный свет.

— «Она не могла этого сделать!» — крикнула Эмити, остановившись посреди шоссе. — «Я больше не могу,» — шепчет та, позволяя себе упасть на холодный асфальт и закрыть глаза.

Ее тело болело, а бедра начали казаться влажными, как и штаны, которые на ней были, может быть, что-то внутри нее порвалось, может быть, на этот раз рана была очень серьезной. Но это уже не имело значения.

Эмити понимала, что слишком сильно любит Люсию, хотя это причиняло ей боль. Она не возражала против того, чтобы все вокруг говорили, что это неправильно, потому что Люсия — единственный человек, который заставляет ее чувствовать себя хорошо, даже если это заставляет ее плакать или истекать кровью. Но она не была Амелией, и Люсия это знала, она никогда не будет ее идеальной сестрой, она не была той дочерью, которую хотела Одалия, она не была той женщиной, которую хотела Люсия, она не была чистой.

Никто в этом мире не хочет грязных вещей, никто не хочет сломанных вещей, и никто в мире не хотел такую, как Эмити, потому что она была всем этим. Но больше всего ее сломала Луз, она казалась ей сияющей, и она так сильно хотела быть ее подругой, что ей хотелось плакать, потому что Луз знала, насколько грязной была та, и что Эмити никогда больше с ней не заговорит.

— «Эмити,» — шепчет знакомый голос, затерянный во времени.

Девушка открывает глаза, глядя на силуэт, размытый светом уличного фонаря, она различает эту добрую улыбку, эти глаза, так похожие на ее, то чувство любви, которое она так давно потеряла, что мысль о нем вызывала у нее желание плакать еще больше.

Favorite crime/Любимое преступлениеWhere stories live. Discover now