Не задумываясь о жизни, нельзя понять её ценности. И так же со смертью. Не познав горя утраты, нельзя бросать беспечные слова об этой старухе с косой. И мало кто видел её костлявую руку, сжимающую почерневший от старости серп, накинутый на голову чёрный капюшон и сам плащ, что чернее ночи. Мало кто чувствовал
запах полуразложившейся человечины, холодный страх, из-за которого по спине пробегали мурашки, заставляя сжаться в комок и забиться в самый светлый угол душной комнаты. Вымаливать прощения у Высшего, тихо всхлипывать и давиться подкатывающей от ужаса тошнотой. Чувствовать на себе пронзающий взгляд давно
пустых глазниц костлявой и бегать взглядом по комнате, с замирающим сердцем ожидая увидеть тёмный силуэт с острым серпом. А потом тихо рыдая в углу, ждать того часа, когда безумие возьмёт верх и добровольно сдаться ей. Но никогда не знаешь своей конечной остановки. А если столь страшное знание поселилось в мыслях, то остается только безнадёжность. Этот густой туман отчаяния окутывает сразу, поглощая всё. И даже самые прекрасные узы на свете не могут остановить костлявую.
Люси дёрнулась, в надежде освободить руку. Верёвка уже натёрла чувствительное запястье, на котором красовалась красная полоса. Спина затекла, в горле пересохло. Неприятно. Ей было неудобно оставаться в таком положении несколько часов. А эти изверги, которых она считала своей семьёй, просто привязали её к
стулу, надеясь на понимание?! Вот же глупые! Опять дёрнулась. В ответ по телу грубо прошлась боль. Хруст своих же костей заставил скорчиться на стуле. Как же достало! Откуда такая беспомощность? Слабая, слабая Хартфилия! И это заклинательница, которая одолела Шакала? Нет, сейчас она далеко. Где-то в тёмном
уголке сознания, куда ни разу не доставали лучи её персонального солнца. В каждом есть кусочек тьмы, но не каждый раскрывает его. А он бы сейчас пригодился, этот маленький кусочек тьмы. Немного силы и вот она — желанная свобода! И не просто свобода в реальности, материальном мире, а настоящая свобода — по ту
сторону завесы, где сейчас родители. Та сторона манила, звала к себе миловидную заклинательницу, которая обсыпала проклятиями свою некогда любимую гильдию. Эта тяга к смерти, что поселилась в помутневшем разуме, появилась из-за ведения Чарли… Ведение о смерти… Сегодня Люси Хартфилия умрёт.
«Что такое смерть?» — спросила однажды малышка Хартфилия у матери, а та ничего не ответила. «Рано» — подумала Лейла, улыбаясь маленькой дочке. Ну не рассказывать же ребёнку о крике души, слезах и горе, которые заполняют в миг осиротевшее сердце и волной прокатывается под языком. Но ведь это всего-лишь часть смерти близкого. Тогда Лейла и сама задумалась над смертью. Что такое смерть? Это когда слёзы просто льются из глаз, а отчаянный крик утопает в немом ужасе, что сжимает горло? Руки трясутся, роняя на пол остатки надежды, которая разбивается на тысячи осколков? Когда становишься белее снега от страха остаться одному? Ноет в груди от кровоточащих ран, которые нанесли страшные слова? Все мысли обращаются в пустоту, которую заполняет нескончаемое горе? Пожалуй. Но кто же знал, что малышке Люси придётся так скоро пережить этот кошмар? Она до сих пор вспоминает, как позади всех собравшихся видела старую женщину в чёрном плаще. Костлявая тогда просто стояла и смотрела, а потом развернулась и растворилась в их общем горе, празднуя свою победу. В тот роковой день плакали ангелы, грустили звёзды, источая призрачное грустное сияние. Это смерть? Пожалуй.
Зачем они держат её здесь, если всё решено? Зачем оттягивают время погибели? Надеются, что будущее можно изменить? Можно, но смерть остановить нельзя! Если срок пришёл, значит конец. Нет смысла противиться судьбе, когда знаешь о скорой смерти. Люси не хотела ждать. Не лучше ли умереть быстро и безболезненно
сейчас, если потом она будет страдать в руках своего персонального убийцы? Как же много вопросов, на которые не хотят давать ответы! Разве высшие существа не призваны помогать людям?! Разве не для этого их сотворили?! Девушка обречённо вздохнула. Не может освободиться от обычной верёвки! Но если вырвется из плена, то сделает петлю, в которую же сама и полезет. И пускай «хвостатые» винят себя за это! Это они не хотят отпускать свою звёздочку, которой пора угаснуть! Это приказ свыше, а их приказы надо выполнять.
Как же больно! Эти верёвки едва ли не до крови натёрли запястья. Мышцы болели от постоянных попыток вырваться. Волосы облепили влажную шею. Лоб покрылся испариной. И всё равно блондинка не оставит попытки вырваться! Ещё и желудок скручивает от тошноты — голод тоже не дремлет — пожирает себя же. Больно…
Сдавленное шипение и Хартфилия чувствует на ресницах предательские капли слёз, которые вот-вот сорвутся вниз. Это будет означать её проигрыш, её слабость. Всего-лишь слабая физическая боль заставляет её плакать, а что же будет морально? Ведь душевное горе куда сильнее боли тела. Ведь смерть приготовила ей самые страшные муки для обречённой души, а физические предоставит некий убийца с янтарным пронзающим взглядом, чья личность всё ещё оставалась скрыта… ну, так казалось «феечкам». Люси же знала, кто придёт к ней под покровом мрачной ночи. И поэтому было страшно — знать своего убийцу. Где-то в глубине души что-то, что как раз и боялось этого кошмара, твердило о перемене будущего, что ещё можно всё изменить. Оно не хотело умирать. Оно хотело жить. Но почти всё существо заклинательницы жаждало смерти.
