ОБОЛОЧКА

ГЛАВА 17

Я смотрю на Закари и понимаю, что готова разрыдаться прямо сейчас. Вспоминать это — больно, делиться с кем-то — невыносимо.

Внезапно осознание того, что боль и разрушение давно наполнили тебя до краёв, становится настолько явным, что удивляешься, почему не замечал этого раньше. Уничтожение. Оно стало моим постоянным спутником за последние несколько лет.

У смерти есть запах, есть свой особенный вкус, и я давно их ощутила. Они намертво проникли в меня, остались в рецепторах и под кожей. Каждый, кто окажется слишком близко, дотронется до меня — не сможет их не почувствовать. Не сможет не узнать, как ощущается смерть.

Закари молча преодолевает расстояние между нами, и я вдруг понимаю, что все это время мы простояли неподвижно: я — в центре комнаты, он — у двери. Парень останавливается напротив, вздыхает, заглядывает в глаза.

От его взгляда мне становится не по себе, я впервые чувствую, какое влияние этот человек может оказывать на меня, если захочет. Зак кладёт руку на моё плечо и тихо произносит, выделяя каждое слово:

— В этом нет твоей вины. Ни в чьей смерти нет твоей вины, Велорен. Ты не могла предугадать, как сработает практически мгновенное перемещение ваших душ. И ты не могла знать, что Моренди окажется вовсе не тем, за кого себя выдаёт. Ни твой парень, ни Иаго не пострадали из-за тебя. Ты должна это понять.

Понять? Это понять?

Я стала причиной смерти двух человек. Моя глупость, непредусмотрительность стали причинами. И как после этого можно говорить, что на мне нет вины?

— Я боюсь, — это единственное, на что меня хватило.

Мне нужно на воздух, нужно к небу. Только на улице под темно-синим куполом с узором из россыпи звёзд я смогу восстановить силы и немного прийти в себя. Быстро обхожу Закари, беру со стула небрежно сброшенную ветровку и покидаю комнату, так и не услышав за собой ни слов, ни шагов.

***

Автобус остановился у крошечной станции и тут же распахнул дверцы, чтобы выпустить на волю толпу туристов, обезумевших за время поездки. Я же, обессилевшая настолько, что уже не ощущавшая ни духоты, ни усталости, ни какого-либо дискомфорта, продолжала сидеть в конце салона до тех пор, пока вокруг ни осталось ни души.