часы сломались. остановились на одной из цифр. какой не знаю, не в силах разглядеть, ведь тьма режет глаза и не особо, так-то, хочется смотреть.
два одеяла, жёсткая подушка на холодном полу. вокруг лежат носки, книжонки, судьбы, старые стихи для никого, мечты, рисунки. словом — мусор. убрать всё руки не дотягиваются. да и плевать на самом деле. пусть лежат.
смотрю в окно, уже давно разбитое (осколки с кровью тоже на полу), а на меня глядит железная решётка. помню, я пытался звать кого-то. звал. зову и до сих пор, но тише. задолбало.
мыши бегают в углу. по паркету. собирают крошки, взамен ломая тишину, и долго не встречая никаких запретов, наглеют, подбираясь ближе. вы всего лишь мыши, грызуны, блять, будьте тише. чтобы смог услышать звон ключей и легкие шаги. хоть вряд ли кто придёт.
горло дерёт от сигарет. выдираю ими имя из памяти. черт, остались только две. в пачке. их не хватит. попал. пропал, но незаметно. в своей же хате. в комнате, которой нету, но есть ключи. я их вручил тебе и, сука, так жалею. тлею, точно эта сигарета. к слову, последняя.
мог бы простить тебя и ненавижу это. мог бы поверить в наглую ложь. мог бы сломить твою тонкую шею, чтобы не шага больше. но просить не уходить, не убедительно. ты молчишь, а звонкое «выпустите» оглушительно. уходи, закрыв дверь на ключ предварительно.
да-да, двери закрыты. надежно. едва ли кто-то без ключа войдёт, едва ли кто-то выйдет. я потерял свой. наверное, даже раньше, чем сломались часы. конец не смешной комедии.
истеричный смех сменился гневом. я слышал, как тьма со всей дури влетает в белые стены, оставляя красные следы. бьются кулаки её в деревянные двери, а ногти выцарапывают слова, когда она оглушительно тихо стонет. выпустите.
потом было немного соли по щекам. быстро прошло, а после стало реально похер.
я здесь, но что же за решеткой? друзья, подружки, алкоголь, гулянки в той пивнушке, помнишь? где были...
— где была...
только Ты.
