play with fire.

25.

Домой Ева ехала в тишине и одиночестве: Марк пересел к Мирону для какого-то важного разговора, Ваня, как и приехал, попал в машину к охране - ее оставили саму с собой в кожаном салоне, в котором внезапно стало тесно, как и крику отчаяния в ее грудной клетке, что так норовил вырваться наружу, оставив ребра выгнутыми под неестественным углом, но настолько, чтобы она продолжала жить, дышать и подавать какие-то признаки присутствия в этом мире.

Гордон запомнила, что она не больше, чем прислуга, не больше, чем игрушка, не больше, чем пушечное мясо, которое в случае чего поставят перед Федоровым, как живой щит. Ее чувства никого не интересуют, иной раз даже Жене нет до них дела, что, в принципе, абсолютно неудивительно: у нее свои проблемы с Ваней, остатками привязанности к господину, который, кажется, топчется на них и плюёт с высока на могилу чего-то светлого и лучшего, чего-то, что он не заслуживает.

Машины остановились у входа в особняк; Ева не спешила выходить, не спешила встречаться со всеми, не спешила слушать замечания и указания - она устала. Просто сгорела, как очередная спичка, которыми Мирон бесконечно подкуривает свои сигареты, надеясь, что каждая станет последней, а не крайней. Им, на самом деле, всем невесело живётся, что любой мечтает либо прикончить другого, либо словить свой lucky strike между глаз.

Мафия - место пафосное, но отнюдь не такое, каким его показывают в фильмах: у людей здесь каждый день - последний, каждый друг другу враг, потому что никто не может быть уверен в честности человека напротив, а любимое развлечение - игра в русскую рулетку в духе "что будет завтра?".

- Ева, выходи, я с тобой чуть позже поговорю, - Федоров постучал по стеклу.

Она вышла с абсолютно невозмутимым лицом - в горле - ком, на глазах - слезы, которые видны только ему. Мирон кивнул на ступеньки, отвернувшись.

- Ну-ка, братцы-кролики, - хмыкнул он. - Расскажите мне, кто из вас придумал это?

- Что? - удивился Ваня. - Ты о чем?

- Вы точно знаете, о чем я. Я слушаю.

- Нет, мы не знаем, - произнёс Марк.

- Хуже ведь будет, - его голос похолодел и, кажется, слегка заскрипел. - Повторю для профилактики, если вы у нас играете в дурачков. Твое дело, - он кивнул на Руда, - Обеспечивать мою безопасность вне особняка. Твоя, Марк, решать вопросы с партнёрами, а не плести дворцовые интриги. Вы свободны.

Ему ни сколько важно состояние Евы, сколько раздражают эти приколы в обществе его приближенных: Мирону не составит особого труда перестрелять их всех так, что рука не дрогнет ни разу.

Ваня помнит этот эпизод - наверное, то кровавое побоище ему до сих снится в самых страшных кошмарах о жестокости людей, одурманенных властью. Федоров был молод, только принял, если переворот и передел власти можно называть добровольной передачей полномочий, дела бывшего мафиози.

Евстигнеев помнит, как связывал молодую девушку, наматывая верёвку на старую трубу, как она смотрела на него глазами, полными мольбы о пощаде и слез: тогда Мирон вырезал абсолютно всех, кто мог оказаться у него на пути, переступал трупы и шел дальше, потому что просто никто не мог его остановить.

Федоров действовал быстро и без лишних слов - четыре выстрела - с лица Земли стерта вся семья, не произошло ни единой осечки, хотя, сам Руд сомневается, что смог бы так: стрелять по врагам - это не проблема, тяжелее стрелять по тем, кто, по сути, невиновен. Его всегда интересовало: снятся ли ему в кошмарах их лица, пугают ли безликие тени по углам?

- Чего ты завис? - спросил он, глядя на Ваню.

- Помнишь, когда ты пришел к власти, то приказал связать в подвале семью бывшего мафиози? - в ответ кивок. - А помнишь, сколько ты убил? - снова утвердительный кивок. - Они тебе не снятся по ночам в кошмарах? Ты не боишься, что...

- Снятся, но не боюсь, - Мирон усмехнулся. - Ты слишком много думаешь о других, Вань. Об их мотивации, о чужих поступках, - он спрятал руки за спину, незаметно прокручивая в руках нож. - А от своих мыслей ты теряешь бдительность.

- Предлагаешь мне заняться своими делами?

- Займись своей работой, - выдохнул Федоров, прокрутив ножик у него на виду. - У меня охрана в машине не знает, куда ехать. Некоторые люди в штате ведут себя крайне безобразно - напоминаю, это твоя работа. И займись наконец-то Женей, ладно?

- Почему ты так о ней переживаешь?

- Потому что я почти ей, как отец, - процедил Мирон. - Это первое. Второе, меня не устраивает твоё поведение в последние недели. Если ты что-то устроишь, Вань... Тебя не спасёт даже чудо.

- Убьёшь меня? - Руд усмехнулся.

- Смерти в лицо смеются только идиоты. Да, дорогой мой, именно это я и сделаю. Работай. Через два часа ко мне в кабинет, поговорим более существенно.