Дезертир

Я бежал от выстрелов и разрывов, от приказов и унижений. Никому не нужная война, никому не понятные убийства. Наши войска захлебнулись в этой странной войне, в которой был убит руководитель чужой страны, часть чужой территории была объявлена своей. Президент давно сидит, прикованный к автономному креслу, обеспечивающему ему жизнь и способность мыслить. Надеюсь эта способность у него ещё осталась. Он впал в паранойю, ещё когда был молод, объявив со своим штатом чиновников войну всем и вся. Кстати, кресло привезли ему из Японии. Лучшее, новое. Здесь он не захотел применять импортозамещение, когда речь зашла о его здоровье и жизни. своя жизнь дороже. Зато наша техника и оружие, сплошь из отечественных деталей. Всё старое, всё заклинивает.

Я бежал с поля боя. Потому что надоело, потому что я давно не молод, и за эти годы научился думать головой, потому что после тридцати во мне что-то, словно, отключилось, кто-то невидимый отключил какой-то рубильник. Вдруг стало так всё ясно и понятно и из-за этой ясности и понятности стало тошно жить. Мой патриотизм развеялся, к этому усугубилось и клич властей – изолироваться. Изоляция от всего. Они сами не изолировались, а вот вверенную им страну изолировали. Всё самое низменное и тупое стало явным и обязательным, все думающие, все кто смог, уехал к чёрту.

Я был немолод, когда престарелый, как и президент, министр обороны объявил всеобщую мобилизацию. Мы начали воевать. Воевать и воевать, со своими ближайшими соседями. Сначала мне было смешно, когда я услышал об этом, но потом какая-то непробудная серость окутала меня, окутала из-за понимания того, что государственная машина не будет считаться ни с возрастом, ни с твоим здоровьем. Главное, что ты ходишь, главное, что ты можешь ещё что-то дать этой государственной машине. А она разрасталась, разрастался её аппетит, увеличивалась её животная страсть всё пожирать.

Ныло плечо, болели колени, постоянный насморк не давал нормально спать, ещё и место службы изменилось. Я попал на северо-запад, с его холодным летом и сырой зимой.

Так получилось, что роботизированные машины красного креста забирали раненных и тела погибших. Я забрался в одну из-них, воспользовавшись её плачевным состоянием. Робот был совсем разбит, он еле колесил, поэтому не смог забрать раненных, а поспешил ретироваться в тыл. Сильно трясло, дорога превратилась в непроходимое месиво, изорванное гусеничной техникой и измолотое ногами солдат.