Поцелованный богом

XXII

утро Кирилла не задалось: дикая головная боль и неимоверной силы тошнота вынуждали согнуться в ванной комнате над унитазом в позе изувеченного вопросительного знака. но и это было не столь мучительно, чем те самые порции гнусных насмешек от друзей, что, в отличии от Незборецкого, превосходно помнили события минувшего вечера, пока малыш ти лишь постепенно восстанавливал в голове довольно сомнительный пазл.

— я и вправду так напился, что залез на лавку и начал орать, как сильно люблю Еву? — хмурит брови до предела, молясь, что Адиль произнесёт спасительное «нет», да только казах начинает заразительно смеяться и кивать. Фест отводит взгляд от друга, находит своё отражение в зеркале и шепчет предательски-тихое: «вот же еблан», что ещё больше веселит татуированного, и тот, уже не сдерживаясь, шлепает по собственным бёдрам, чуть ли не падая со смеху.

— да прекрати! тут и так хуево, а ты, блять, ещё и ржешь. друг называется! я думал, хоть изобразишь наигранное сочувствие... — он швыряет в собеседника баночку, исполняющую роль шампуня, кондиционера и средства по уходу за кожей одновременно. умывается холодной водой, затем прячет лицо в полотенце. несколько секунд стоит так в попытке прийти в нормальное состояние, потом парой злых голубых бросает осуждение в сторону Скриппи и выходит, обязательно громко хлопая дверью.

— действительно еблан. — неслышно парирует репер, следуя за товарищем на кухню. там темноволосый становится спасителем, ведь находит чудесные таблетки от похмелья, что значительно реанимирует его в глазах чайного и дарит возможность вбить в светлую голову мудрые изречения:

— я тебе не нянька. творишь дерьмо, так будь добр отвечать за него. скажи спасибо, что я не оставил тебя там захлебнуться в собственной блевоте. — оскал и воспитательный тон напоминают бриллиантовому отцовские наставления, поэтому парень, осушая стакан с заветным лекарством, издаёт: «спасибо, папочка». казах ощущает прилив гнева и швыряет в двухметрового цельным апельсином из фруктовой тарелки. «снаряд» попадает точно в голову. обездвиженный Кирилл немного теряется в пространстве, отходит, а точнее, пятится до упора задом в столешницу. выразительно щурится, трёт больное место со словами «сука, убил», а казах тем временем поддаётся новой волне издевательского смеха до покалываний в животе.

на месте удара моментально вырастает нескромных размеров шишка, и блондин уже не в состоянии язвительно отшучиваться на скриптонитовское: «теперь настоящий телец». Жалелов нервно выдыхает и помогает музыканту присесть, прикладывает к покраснению замороженную курицу (ничего другого в морозильнике Ти не нашлось).