Моё тёмное счастье.

Глава ХII

Снейп проснулся от прикосновений маленькой, холодной ладошки, которая гладила по его неровной коже щёк.

— Гермиона, чего тебе не спится в такую рань? — спросил Северус сонным голосом, смотря на неё с прищуром.

— В какую рань? Ты не забыл, что выходные прошли, и уже нужно собираться на урок, мистер Снейп. — улыбнулась девушка, поцеловав его в слегка влажные губы.

— Ну так вперед и с песней, мисс Грейнджер, вам еще нужно найти свою форму. —ухмыльнулся профессор, поглаживая ладонь девушки.

— Северус, как ты думаешь, что мне сказать ребятам, где я была все выходные? — спросила девушка, вставая с кровати, оголяя маленькие ножки, которые прятала большая рубаха Снейпа.

— Ну, как что? Что это не их собачье дело. — ответил он, вставая с кровати следом за Гермионой. — Я тут подумал, может, поужинаем вместе сегодня?

— Ты забыл, Макгонагалл же вчера меня вызывала и сказала, что я теперь буду вести уроки, а это значит, что завтракать, обедать и ужинать мы будем и так вместе.

— Да про это я прекрасно помню. Я тебе предлагаю поужинать у меня вечером, без взглядов всяких идиотов. — ответил профессор, игриво дернув Гермиону за локон.

— Эй, не балуйся. — улыбнулась Грейнджер, потеребив его за щёку. — Ну, я не против пообедать, если ты зайдешь за мной с последнего урока, конечно.

— Хорошо. — согласился Снейп, на прощание поцеловав её в носик. — Я побежал, а то эти изверги сломают школьное оборудование.

Преподавание Гермионы проходило отлично — она была в роли преподавателя словно рыба в воде, но больше всего ей нравилось вести уроки у первокурсников, ведь в этом возрасте у ребят горят глаза, и их любопытству нет придела.

Марк Николсон всё это время пытался как-то насолить Снейпу, но выходило это по-детски. Он был как подросток, который умеет только огрызаться и задевать какими-нибудь колкими фразами.

И вот очередной урок Северуса с кровопийцами закончился, и наступило время обеда, отодвинув в сторону кучу бумаг, он собрался и пошёл за Гермионой, чтобы забрать её и пойти в большой зал пообедать.

Когда он шел по коридорам, дети на него как-то удивленно смотрели, будто увидели что-то новенькое, хотя так и есть. Ведь это была лёгкая улыбка на лице мрачного учителя. Он сам не заметил этого, потому что думал о своём. О том, что так грело его чёрствое сердце и образ самого страшного и мрачного преподавателя в глазах остальных сломался. За ним больше не было той озлобленности ко всему живому, если, конечно, они не выводят его специально на эти эмоции.