На краю сцены

Первая репетиция

— Мы выходим из театра и становимся нормальными людьми. Дакота же остается балериной.

По просторному танцевальному залу пронеслась тихая волна неискреннего смеха, но Теодор Норман решил, что всем действительно понравилась его шутка, если это вообще считалось шуткой, в чем он начинал сомневаться. Дакота ведь на самом деле жила балетом не только в стенах «Портенума», но и за его пределами: тренировалась у станка в своем особняке георгианского стиля, слушала тематические музыкальные плейлисты, закупала в магазинах для творчества необычные ленты для пуантов, читала биографии известных балерин, посещала балетные постановки других театров и постоянно говорила о балете, заполняя свою речь терминами, именами, чувствами и мечтами. Теодор обычно восхищался лучшей подругой, хотя иногда она пугала его своей нездоровой одержимостью. Если он решался напомнить Дакоте, что в мире существуют и другие вещи, то та лишь отмахивалась и говорила, что всё остальное несерьезно и обманчиво.

— А разве истинные балерины опаздывают на обсуждение новой постановки? — Майя поставила на гладкий пол бутылку с водой и повернулась к зеркалу на всю стену, чтобы убедиться в своем очаровании. Она отлично знала, что, с какой бы задумкой хореограф сегодня не пришел, в его снах главную роль исполняет безумная Дакота Этвуд, но Майя пообещала себе в этот раз добиться должного уважения к своим талантам и мастерству. Однажды она считалась звездой труппы, и пришло время вернуть украденное величие.

— Любуешься собой? — заметил Винсент Глайд, наконец заставив себя выйти из приложения для знакомств и сосредоточиться на скучной действительности, которую он изучал разноцветными глазами. То, как танцовщица рассматривала свою темную кожу без единого изъяна, проводила длинным пальцем по пухлым губам и поправляла собранные в высокий хвост волосы цвета черного тюльпана, наводило на опасные мысли по поводу ее самооценки.

Майя оторвалась от зеркала и бросила на Винсента холодный взгляд. Она всегда верила, что этот безответственный, ленивый и надоедливый двадцатидвухлетний мальчишка, худющий, как сожженная спичка, попал в прошлом году в театр оперы и балета по чудовищной ошибке, и ничто не могло убедить ее, что Винсент вообще-то продолжает династию артистов и за его маской беззаботности скрывается настоящий талант.

— Я бы тоже любовался, сделай я пятнадцать пластических операций.

— Сколько раз мне еще нужно повторить, что я не делала никаких операций? — вспылила Майя и выбила ногой телефон из бледных рук Винсента. — Если мои родители пластические хирурги, это не значит, что они на мне экспериментировали.