Под сенью дерева в оазисе

Под сенью дерева в оазисе. Глава 1.

Бесконечные моря песка простираются во все стороны до самого горизонта. Малые и большие дюны постоянно меняют свою форму под воздействием ветра. Песок искрится в испепеляющих лучах Светила. Дикая, безжизненная, но такая прекрасная, и, что самое странное – такая родная для меня пустыня. Мое сердце так привязано к этому совершенно незнакомому месту! И этот сон повторяется раз за разом вот уже несколько месяцев.

Я просыпаюсь и ежусь от внезапно настигшего холода. Одеяло сброшено на пол: я опять металась во сне.

Внизу мама гремит посудой. Значит, на этот раз я хотя бы не кричала, раз она не поднялась ко мне. Я спускаюсь на кухню и вдыхаю теплый аромат апельсиновых гренок.

- Доброе утро, мам. – с улыбкой говорю я, садясь за стол.

- Доброе утро, Эстер. – отвечает она. – Завтрак почти готов.

Она опускает пустую тарелку на стол и серьезно смотрит мне в глаза, но всего мгновение.

- Как тебе спалось? – настороженно спрашивает она.

- Да нормально. – отвечаю я как можно непринуждённее.

Она полностью оборачивается и опять смотрит на меня:

- Опять тот же сон, да?

- Да. – сдаюсь я. – Что в нем плохого?

- Ничего. – с улыбкой говорит она. – Мне просто интересно, вот и все. Давай лучше завтракать. На этот раз я добавила немного бадьяна, должно стать еще лучше.

- Если твои апельсиновые гренки еще не совершенны, то я – гусь в цилиндре.

- Ну знаешь, начинала-то я с черствых сгоревших корок. – мы обе смеемся и принимаемся за гренки. От маминой тревожности не осталось и следа.

День прошел ровно так же, как любой другой. Иногда рутинность моего существования становится невыносимой, но в целом – думаю, это правильно. Я никогда не переезжала, у меня почти не появлялось новых занятий. Каждое утро начинается с апельсиновых гренок, бесед с мамой, ухода за домашними животными. Потом – прогулка, работа в саду и готовка. Вечером я учусь и читаю. И так каждый день. Наверное, мои сны тоже решили не нарушать установившуюся незыблемость моего бытия и повторяются из раза в раз.

Признаться, порой я чувствую себя огражденной от внешнего мира, от чего-то, что могло бы быть, но недоступно. Я с детства мечтаю о путешествиях на другие планеты. Обыкновенные пейзажи нашей маленькой фермы, перелесок и озеро за ним уже давно стали угнетать. А планета, что приходит мне во снах, потому и кажется такой манящей – из-за ее особенности, красоты и... недосягаемости.

У меня не было друзей, но не буду врать: я никогда и не стремилась их заполучить, хотя имела такую возможность. Всегда считала себя закоренелым интровертом. Всю жизнь было вполне достаточно нашего с мамой маленького мирка, который я старательно оберегала и любила всем сердцем. Но и в моей сказке была зияющая черная дыра, которая все портила: мне сильно недоставало папы. Они с мамой развелись почти сразу после моего рождения, и я его никогда не видела. Когда-то я даже мечтала разыскать его, хотя мы не знаем, где он теперь...

Размышляя об этом, я отвлеклась от книги, за которой сидела. Я уже хотела вернуться к тексту, как вдруг ни с того ни с сего меня охватила нестерпимая печаль. Она была так сильна, что из моих глаз выкатились слезы, а сердце сжалось. Я тряхнула головой, пытаясь прогнать странное чувство. Мне стало страшно. Я совершенно не понимала, что вдруг произошло. Может, мысли о папе так повлияли? Боль была очень отчетливой, будто со мной действительно произошло что-то ужасное. Но вокруг все было прежним: уютная комнатушка с потрескивающим огнем в камине в углу, большое старое кресло, любимая книга с потертыми страницами...

Но откуда тогда такая пронизывающая насквозь грусть? Раньше со мной происходило что-то подобное. Вдруг становилось страшно одиноко, а на душе было так по противному тоскливо, что хотелось свернуться калачиком или завыть.

Обычно, в моменты подобной слабости, я думала обо всех хороших поступках людей, свидетельницей которых мне посчастливилось стать, и боль уходила, но не в этот раз. Теперь от этих мыслей стало как будто только хуже. Вдруг в комнату зашла мама. Она торопливо подбежала ко мне и испуганно спросила:

- Эстер, что такое? Что произошло? Почему ты плачешь? – увидев ее покрасневшее, обеспокоенное лицо, мне стало страшно стыдно. Я хотела объяснить ей, что все нормально, успокоить ее, но дыхание сбилось, а в горле застрял ком: я была не в силах что-либо выговорить.