Глава 11

954 17 0
                                    

АВРОРА

- Можем не успеть… - я забежала в коридор больницы.

Успели приехать. Мы зашли одновременно с каталкой, которая везла Виктора.

Нет! Успейте, пожалуйста, успейте…

Полупрозрачная дверь захлопнулась, разделив нас на части. И нет теперь нас. Есть он - там, за дверью, между жизнью и смертью - и я - в коридоре, сжалась в скулящий комок.

Как, как такое могло случиться? В это невозможно было поверить. Ведь только что он был жив и здоров, улыбался даже... А теперь я тут, а он там. И ничего нельзя сделать, ни-че-го.

Господи, нет ничего страшнее бессилия и невозможности помочь…

И я не знала, что будет дальше, и, кажется, никто не знал. Я спрашивала у врачей, хватая их за рукава белых халатов, но они отводили глаза и говорили:

- Пока ничего нельзя сказать, мы делаем все, что можем…

Секунды сливались в минуты, минуты в часы, долгие часы ожидания в больнице. Чудовищная неизвестность и одиночество. Страх и отчаяние - такие сильные, что невозможно даже заплакать, невозможно поверить и представить себе, что все это происходит со мной, с ним, с нами.

И мысли, рвущие душу, бесконечные, безжалостные…
Стреляли… Это было чем-то нереальным, такого просто не бывает в обычной жизни обычных людей. Нет, я, конечно, видела и слышала выстрелы, даже сама стреляла, но это казалось таким чужим.

Мужчина, которого я люблю. Которого не могу потерять. Потому что нельзя оторвать полсердца и остаться в живых.

Я не знаю, сколько прошло времени. Здесь оно текло как-то иначе. Знаю только, что на улице давно стемнело, и больничный коридор стал совсем пустынным.

Немолодой врач вышел из-за полупрозрачной двери, почему-то вытер рукавом лоб. Я вглядывалась в его лицо с надеждой и ужасом, пытаясь прочитать там ответ. И не могла. Подскочила со скамьи и сделала несколько шагов ему навстречу, а потом остановилась, неожиданно поняв, что больше всего на свете сейчас боюсь именно его ответа.

- Что с ним? - прошептала я помертвевшими губами.
- Вы кем ему приходитесь? - устало спросил врач.

В глазах потемнело, и нечем стало дышать. Обычно такое спрашивают, когда новости плохие. Я взглянула на отца, затем на врача, если сказать, что я подруга, то ничего не скажут... А родственников у Виктора нет.

Я его невеста, - едва слышно выдавила я.

Внутри - словно туго натянутая струна, готовая лопнуть со звоном и в ошметки разнести мою жизнь…

- Ранение тяжелое, - сказал врач, - все, что можно, мы уже сделали, дальше все зависит от него. Будем надеяться, что выкарабкается.

Я наконец-то заплакала. Потому что поняла: он жив. Дышит. И надежда все-таки есть.

- А можно к нему? - спросила.
Врач посмотрел на меня и сказал со вздохом:
- Вообще-то нельзя. Вам здесь находиться-то нельзя в такое время… - он осмотрел меня и отца. - Но вы же все равно не уйдете?
- Не уйду, - помотала я головой.

Мне нужно было самой его увидеть. Самой услышать его дыхание. Самой коснуться руки и почувствовать тепло кожи. Чтобы поверить: он действительно жив.

Врач сделал знак медсестре:
- Даниэлла, отведи девушку, пожалуйста. Вторая «А», реанимация. - потом покосился на кровавые засохшие следы на моем платье и добавил: – Только дай ей халат. И недолго там! - я улыбнулась. Смотря на отца, он кивнул.

* * *

Я сидела на корточках у кровати, гладила сильную мужскую кисть с широким запястьем и плакала. Потому что кисть была бледная, неподвижная. И сам Виктор, забинтованный, опутанный проводами и трубочками капельниц, тоже был бледный и неподвижный. Под глазами залегли синие тени, в губах ни кровинки, в нос вставлена трубка. Даже волосы потускнели и бессильно разметались по подушке.

От щемящей нежности и какой-то дурной жалости заходилось сердце.

Только теперь до меня окончательно дошло то, что сказал доктор. «Теперь все зависит от него, будем надеяться, что выкарабкается». На мгновение стало страшно, как никогда: а ведь может и не выкарабкаться…

Я целовала тыльную сторону его ладони, капая на нее слезами, и тихонько шептала: «Только живи. Пожалуйста… Я люблю тебя… Ты только живи... Умоляю. И от всей души надеялась, что он меня слышит.

Слышит, это ведь правда?

Нарисованные чувстваWhere stories live. Discover now