БЕЗЛИКИЙ

Глава 46

  Соломон Лето.
Мы вернулись домой раненные, уставшие, молчаливые. Тора поместили в реанимацию, Мери все время рядом с ним, остальные зализывают ссадины и переломы дома. Я смотрю на серый опустевший Хоуп, и он кажется мне чужим. Ни миллионы на моем счету, ни вода в избытке не радуют.
Вместо ожидаемых празднований все молчат, не показывая носа из своих хижин. В честь такой победы должен быть пир, а у нас как будто траур.
Рико с Дрейком держали меня, не отпуская вернуться за Сиреной: «Это ее выбор», «Подумай о своих людях, о Торе, – без тебя нам отсюда не выбраться» - кричали они, когда я, приземлившись, рвался назад.
И вот я снова среди своих людей. Один. Я чувствую себя странно. Сначала я недоумевал: как я так оплошал? Подпустил рыжеволосую бестию так близко? Хотелось смеяться и одновременно ломать все вокруг, разрушать то, что о ней напоминает... и то, что не напоминает, тоже. Гребаное дерьмо! Меня бесит кровать, где она так сладко потягивалась... Голая, нежная, моя. И в тоже время... лечь бы туда и оказаться рядом с ней... хоть на один миг, чтобы сказать...
Внезапно мне хочется кричать от того, что я был невнимателен и упустил ее. Не заметил странный блеск грусти в ее прекрасных глазах, когда мы целовались!
Даже после смерти Джек забрал ее у меня. Мои руки сжались в кулаки до боли, и я зарычал. Как злой раненый зверь. Если бы я имел душу, то она была бы ее частью, лучшей частью, которую отняли! Сердце вырвали из груди! Я замахнулся рукой и сбил со стола бутылку. Стукнул кулаком об стену, попав рукой в стекло на старой фотографии какой-то куртизанки в борделе. Я украл ее десять лет назад, когда она стоила, как два эко-поселка Оникс, что на западном берегу, одновременно. Одно из первых моих крупных дел. В тот день я пил и трахался, глядя на нее, думая, что это самое мое большое достижение. Самое большое счастье – чувство успеха. Но это не так. Это, мать его, не так! Я разбил ее сейчас, и ничего не почувствовал! Сирена – вот самое дорогое, что когда-либо мне удавалось украсть!
Я украл ее тело, а она – мой разум. Ведь без нее я схожу с ума. Пустота, черная дыра в груди становится все больше с каждой минутой вдали от нее. А осознание того, что они с ней сделают, вообще убивает меня. Как будто Джек, мой худший враг, режет мое прикованное тело на мелкие части и показывает мне каждый кусочек, пока я еще дышу. Хотя нет. Это бы я выдержать смог. А вот страдания моей девочки, моей птички певчей я вытерпеть не смогу.
Наверное, я просто не заслужил искупления. Не заслужил ее! Она – как огненный дикий ангел! Даже в сексе, когда я был голоден и зол, когда давал ей в рот или брал сзади, она оставалась чистой! Чистой, невинной, но самодостаточной и безумно дорогой! Несравненная со своим румянцем на всегда свежей, мраморной коже! А этот носик, усыпанный веснушками, – я ухмыльнулся сам себе,– я его обожаю!
Поначалу я испытывал чувство, что пачкаю ее, поглощая этот яркий свет, который она излучает. Я упивался этим!
Но это не я ее осквернял,– это она меня очищала! Я схватился за голову руками. Башка сейчас лопнет от этих розовых соплей! Я не выдерживаю!
– Лето! Угомонись! – заорала Лила, - ты весь красный и вены вздулись на шее!
– Чего тебе? – холодно процедил я, чтобы скрыть злость, бушующую в венах.
– Пришла проверить, как ты. И вижу, что плохо.
Она подошла и положила руку мне на плечо. И в груди сдавило... защемило... сердце.
– Ты не должен сдаваться и...
Но я ответил прежде, чем она смогла бы что-то добавить:
– Я не сдался!
Сестра улыбнулась и сжала мою руку.
- Вот это тот Соло, которого я знаю! Но даже ему нужно отдыхать! – она чмокнула меня в щеку и, подмигнув, ушла.
Я еще долго смотрел в потолок, лежа на нашей кровати. Больше не моей. Нашей!