Боль моя темно-алая, словно рубин; она рассыпается на пол бисером, подскакивает в нетерпении, прячется под шкаф и кровать, лезет под ноги.
Боль моя яркая, и болит она ярко; ярко дает о себе знать, заставляет сердце замирать и беспомощно сжиматься рукам. Боль мою никуда не денешь: она постоянно со мной, эта боль, хоть как прячь ее, хоть в какой уголок души, все равно даст о себе знать, все равно посыплется позвякивающим рубиновым бисером…
Это — моя боль.
Это все те разочарования, все те несчастья, что постоянно сопровождают меня; рубин под кроватью — смерть матери, около тумбочки — измена мужа, из-под стола выглядывает уход отца… А вон он, мой самый главный рубин — потеря ребенка. Это — самые крупные мои боли, а после идет россыпь меньше. И, кажется, каждый день количество бисера увеличивается.
А я не могу ничего сделать, лишь стою и смотрю на блеск камней. Пытаюсь подсчитать их количество — и всегда сбиваюсь.
И кому нужна та, у кого такая россыпь боли внутри?
Я бессильно иду по улице, напоминая окружающим и себе, скорее, призрака, безмолвную тусклую тень. Никто не обращает на меня внимания, разве что я подойду и поинтересуюсь тихо: «Который час?». Тогда меня наградят недовольным взглядом.
У всех внутри — свои россыпи боли: у кого-то она изумрудная, у кого-то отливает сапфирами, янтарем и горным хрусталем. У кого-то боль разноцветная. А у меня каждое разочарование похоже друг друга, на рубины и на кровь. И не сметешь ее, не выгонишь из дома — она ведь обязательно вернется, боль всегда возвращается, и время в этом случае бесполезно.
Улица горит яркими красками, но я почти не обращаю на это внимания, несмело озираясь вокруг и все чаще смотря в ноги. Никто не смотрит на меня, и я этому даже рада. Мне так проще. Я так уже привыкла. И пусть снаружи я тусклая, блеклая, я знаю, что внутри меня — яркая россыпь моей боли.
И вокруг кто-то говорит, и я пытаюсь даже прислушаться к голосам, но это не дает должного результата. У людей свои проблемы, и я со своими им здесь не нужна.
Резко обо что-то спотыкаясь, я лечу вниз. Совершенно безмятежно думаю о том, как я могла пропустить неожиданное препятствие, если все время смотрела вниз. Выставлять вперед руки и пытаться хоть как-то затормозить я даже не пытаюсь: подумаешь, боли станет больше, и она вновь посыплется рубиновыми каплями, польется струями крови…
Кто-то резко берет меня за плечи, и я, опомнившись, пытаюсь встать. Поднимая глаза, замечаю мужчину, внимательно смотрящего на меня. Наверное, это он помог мне не упасть, пока я безразлично наблюдала за окружающим миром.
Осторожно снимаю его ладони с плеч и шепчу:
— Спасибо.
— Душа у вас рубиновая, — произносит он.
— А у вас? — интересуюсь ради вежливости.
— А у меня черная. Как агат.
Верно. Я вижу ее также.
Киваю, поправляю выбившуюся из небрежной косы прядку и собираюсь уходить, но мужчина вдруг замечает:
— Вы столько пережили… Хотя такая молодая.
— Вы, наверное, тоже. Хотя тоже молодой.
Мужчина смеется, как не смеются те, кто действительно пережил слишком много, и поясняет:
— Я учусь жить заново. Не желаете присоединиться?
Я оглядываюсь по сторонам, чтобы убедиться, что его предложение действительно посвящается мне. Не находя более никаких претендентов, задумчиво бросаю:
— Зависит от того, что нужно делать.
Он улыбается мне, и от его улыбки парочка мелких рубинов тает, словно лед под солнцем. Разве так можно? Но почему… почему мне самой не получалось избавиться от них, а у мужчины, видящем чужую боль, это получилось?
— Можно сходить в парк — там, слышал, открыли новый аттракцион. Не смотрите на меня так, — предупредил мое удивление он. — Там и взрослые серьезные люди катаются. Можно сходить в мой любимый ресторан — там подают отменную рыбу. Вы любите рыбу?
— Нет, — качаю головой из стороны в сторону, пытаясь избавиться от неожиданных слез. Но мои слезы не остаются незамеченными. Мужчина обеспокоенно спрашивает:
— Что случилось? Я чем-то вас обидел? Вы так сильно ненавидите рыбу?
Я пытаюсь вновь произнести «Нет», но не выдерживаю и смеюсь. И как это называется? Столько эмоций в один день я не испытывала уже давненько.
Вновь поправляю прядку и говорю:
— Хорошо. Аттракцион. Но вы, наверное, куда-то спешите?
— Сегодня воскресенье. Мне совершенно некуда спешить. Пойдем?
Он протягивает мне ладонь, и я принимаю ее.
И рубины мои продолжают таять.
