2

15.8K 582 43
                                    

  — Ты бы лучше себя посадил на цепь, министерская шавка!

Альфа недовольно сощурился, на мгновение Ханю показалось, что он видел в них отблеск металла. Липкий страх начал подбираться к омеге. Он за пару секунд успел тысячу раз пожалеть, что вообще осмелился открыть рот.

— Все вы журналюги такие, — голос шатена был тихий, но холодный, не терпящий никаких возражений. — Вы лезете в чужую жизнь, уничтожаете ее все ради сенсации. Чем, по-твоему, ты отличаешься от меня?

— Я не продаю людей! — Лу от возмущения чуть прикрикнул.

— Да? — альфа сделал еще шаг, приближаясь к самому краю кровати, — ты пишешь статьи за деньги, ты уничтожаешь их жизнь за деньги, ты продаешь их обществу, правительству. Так, где между нами разница?

— Вы губите жизни порядочных людей! Мы хотим правосудия над такими ублюдками, как вы! По-твоему соизмеримо сравнивать хороших людей и вас, не считающимися не с чьими жизнями, желаниями! Моя бы воля, я каждого из вас навечно засадил бы за решетку! Ненавижу!

Хань кричал, не сдерживаясь, глаза слегка покраснели от гнева. Он тяжело дышал и смотрел, как лицо альфы постепенно меняется. С ухмылки ровные черты медленно кривились, брови нахмурились, глаза сузились до тонких полосочек, губы сжались, на лбу проступила испарина, а шейные мышцы напряглись.

Омега не хотел отступать, он считал себя правым, но под таким натиском взбешенного альфы, невольно захотелось подчиниться. Только альфа не дал ему ни малейшего шанса на это. Он кинулся на него, словно дикий зверь, схватил за ошейник, нависнув над стройным телом, и заглянул в глаза. Лу увидел в них столько злобы, гнева, но не меньше боли и отчаяния, что невольно потянулся рукой, чтобы прикоснуться к искаженному в гримасе лицу.

Шатен рыкнул, ударив по руке омеги. Он тяжело дышал, продолжал прожигать Ханя взглядом, давить своей силой. Лу прижал побаливающую руку к груди и успел только пискнуть, как альфа схватил его за шею поверх ошейника, начиная сдавливать. Журналисту не хватало воздуха, он попытался разжать руку, но не мог: слишком сильная была хватка. Омега смотрел в черные глаза напротив и мысленно уже умирал.

— Вы, твари, не думаете, что кому-то приходиться так поступать, — приблизившись к самому лицу, альфа шипел подобно змее, — каждый делает то, что может, чтобы выжить. Даже среди таких как я — есть и хорошие люди, но вам на это плевать. Один из подобных тебе «убил» моего отца, а он был законопослушным гражданином, которых вы якобы так сильно защищаете.

На мгновение альфа замолчал, а потом отпустил шею, чтобы Лу мог вдохнуть и тут же сжал с еще большей силой.

— Отец был хорошим человеком, но всем было плевать. Его убили в следственной камере, забили до смерти, потому, что журналист в своей статье обвинил его в изнасиловании малолетнего омеги. Но он этого не делал, и расследование это доказало, только было слишком поздно. Если бы не тот ублюдочный журналист, то этого бы не произошло, он был бы сейчас жив, — голос альфы с каждым словом становился все ниже, звучал приглушенно, но не менее злобно. — Ты ненавидишь меня сейчас, считаешь чудовищем. Правильно, потому что это так и есть. На моих руках много крови и первая, которая их окрасила, принадлежала тому журналюге.

Хань уже не совсем понимал, что ему говорят. Он обессиленно опустил руки, не в силах произнести и звука, лишь шевелил губами — просил отпустить. На глазах стояли слезы, а в них жуткий страх. В голове были мысли, что еще секунда и все, его убьют. Перед глазами только черные пугающие глаза с серебряным отблеском тусклой лампы в них. Хань смотрел в них и тонул, окунался с головой в ярость, отчаяние, боль. Хотел из нее вырваться, как и вдохнуть. Глаза омеги уже закрывались, когда альфа перестал сдавливать, отпустил, и спасительный воздух попал в легкие, Лу закашлялся. Горло нещадно болело, казалось, что его просто «сломали». Он хрипел, не мог произнести ни слова, выдавая лишь странные звуки, а потом и вовсе затих, сжимаясь у самого изголовья.

Альфа смотрел на Ханя все так же пронзительно, так же жутко. Не было возможности отвести взгляда, хоть от него становилось еще хуже. Омега продолжал умирать под этими глазами, продолжал тонуть без возможности вдохнуть.

Глаза в глаза на протяжении нескольких секунд и альфа снова срывается, хватает Лу за волосы и оттягивает назад. Хань стонет от боли, но не отводит взгляда.

— Жалеешь меня? — Лу попытался ответить, что нет, не жалеет, но не может, как и понять, что он чувствует. — Мне не нужна жалость отброса вроде тебя, ясно? Мне не нужна ничья жалость!

«Неужели мой взгляд напоминает жалость?» — задал себе вопрос омега.

Альфа отпускает волосы и замахивается той же рукой. Удар приходится в скулу. Голова поворачивается в сторону, Хань болезненно вскрикивает и прикрывается. Шатен убирает его руки от лица, приподнимает его и кусает за подбородок. Лу снова вскрикивает и начинает плакать. Ханю больно от каждого прикосновения альфы. Он хочет закричать, но горло болит, и он может только тихонечко хрипеть и скулить. Альфа снова кусает, на этот раз в шею, вгрызается, оставляя кровавые отметины от зубов, потом отстраняется и сдирает брюки, срывая их со стройных ног, оставляя на нежной коже ощущение жжения. Смотрит с ненавистью и желанием, желанием разорвать омегу под собой. Уничтожить его так же, как это сделали с его отцом. Отомстить не ему, тому, кто лежит перед ним, а всем ненавистным журналюгам в его лице, потому что вид захлебывающегося собственной кровью «убийцы» его отца не удовлетворил. Не погасил ту боль, то одиночество и страх.

Руки альфы сжимают тело омеги настолько сильно, что буквально через пару мгновений на коже проявляются синяки. Он шарит везде, где только хочет, щипает, кусает, шлепает с силой. Стягивает последний элемент одежды и силой раздвигает ноги омеги, пристраиваясь между ними. Окидывает взглядом дрожащее тело, плоды своих трудов — кучу уродливых отметин и совершенно не возбужденный член. Довольно улыбается. Омеге все это и не должно нравиться.

Лу плачет, прикрыв глаза. Он боится их открывать; боится увидеть альфу с его сумасшедшим взглядом. Омега вздрагивает, когда чувствует, что альфа устраивается поудобней, пристраиваясь к его попе. Он распахивает глаза и начинает сопротивляться. Руками, ногами пытается оттолкнуть альфу от себя. Продолжает плакать и шепотом умолять его остановиться, альфа не слушает, вместо этого он начинает злиться еще больше.

— Не дергайся! — шатен кричит и перехватывает ноги, тянет омегу на себя.

Хань морщится от боли в щиколотке, смотрит умоляюще, но понимает, насколько альфа съехал с катушек. Волосы взъерошены, глаза шальные, как будто он под какими-то наркотиками, каждая мышца напряжена до предела. Внутренняя омега в этот момент скулит, поджимает хвост и прячется. Лу в кои-то веке решил послушаться ее, поэтому он всхлипывает и замирает, полностью подчиняясь альфе.

— Интересно, сколько раз ты доставал информацию раздвигая ноги? — выплевывает, словно ядом, а Хань молчит, стискивая зубы.

Альфа подтягивает омегу еще ближе к себе, и подставляет орган к дырочке, ехидно ухмыляясь.

Омега сжимается, когда альфа пытается протиснуться в сухой анус без смазки. Шатен, не задумываясь, шлепает со всей силы по бедру, приказывая расслабиться. Хань пытается, но слишком больно и получает еще один удар по тому же месту. Вздрагивает, плачет и продолжает шептать, чтобы тот его отпустил.

Еще одна попытка, альфа недовольно рычит и ставит Лу на четвереньки. Разводит в стороны ягодицы и плюет. А потом снова входит, на этот раз более удачно для альфы, но еще хуже для Ханя. Лу хрипит от боли, сминает подушку и умоляет остановиться. По позвоночнику проходит дичайшая боль, распространяясь дальше по всему телу, словно его режут изнутри. Горло жжет и тоже очень болит. Он пытается отстраниться уйти от этого ощущения, но шатен крепко держит его за бедра и натягивает на себя.

Хань закусывает подушку, стискивает зубы и плачет. Он чувствует, что альфа уже полностью в нем, и начинает двигаться, раздражая израненные внутренние стеночки. Альфа же просто двигается, без особого удовольствия, даже слегка нахмурившись. Потом выходит из слабого тела и переворачивает на спину, снова вторгаясь в него.

На этот раз шатен доволен: заплаканное лицо, закушенная до крови рука и совершенно мягкий член, а еще доставляет узость омеги. Он начинает двигаться сильнее, резче, более размашисто, вколачивается. Он наблюдает за каждой эмоцией своей жертвы, но не получает того удовольствия, которое хотел испытать. Сильно зажмуренные глаза, тихие болезненные вскрики, по новой прокушенная рука. Вроде бы такой вид нравился альфе, он его заводил, но не чувствовал внутреннего удовлетворения. Что-то было не так, но остановиться он уже не мог, продолжая причинять боль и злясь уже на себя, и злость эта стала снова застилать альфе глаза, погружать его в очередной мрак.

Когда альфа ускорился еще сильней, Хань молил, чтобы он закончил как можно скорей. И не ожидал, что тот, кончив в него с тихим стоном, еще и решит засунуть в него узел. Омега зашевелился, пытаясь отползти и уйти от того, что в него пытались запихнуть, но получил звонкую пощечину и приказ «не рыпаться». Лу закрыл лицо руками и истерично заревел, всхлипывая и чувствуя, как стенки с трудом расходятся под натиском узла.

Пропихнув узел в омегу, шатен продолжал коротко двигаться, а Лу плакать. Так и прошел практически час, под конец которого, Хань уже не плакал, тусклым взглядом смотрел в потолок, а альфа на омегу.

Стук в дверь.

— Входите, — отозвался альфа, присаживаясь на край кровати.

— Господин, все было сделано, как вы приказывали, — здоровый бета проход в комнату после призывного движения рукой и протягивает красную флешку. — Как вы и говорили, эта запись была у него дома на ноутбуке.

— Эти твари всегда такие, перестраховываются, — он кинут презрительный взгляд на омегу, встал и подошел к нему. — Слушай внимательно, — он шлепнул по лицу, привлекая к себе внимание. — Еще раз появишься на моем горизонте или моего дяди, я тебя окончательно уничтожу, сотру с лица земли, но перед этим ты будешь мучиться очень долго. — Лу посмотрел на альфу и кивнул. Шатен повернулся к подчиненному. — Выкинь из моего дома эту шваль, — альфа кивнул на совершенно обессиленного омегу. — И тряпье его забери, — указав рукой направление, он лег на кровать. В это же время с совершенно голого омеги сняли ошейник и закинули на плечо, прихватив одежду.

Уже в дверях, он заметил, как из растянутого ануса вытекает его сперма, струйками стекая по бедру, и капает на пол. Видя это, из груди что-то хотело вырваться и это не сердце, нет, не оно.  

Раб поневолеWhere stories live. Discover now