Познавая прекрасное

47

Они очень мало говорили друг с другом после ухода Драко, хотя и чувствовали оба одно и то же: глубокое удовлетворение от того, что в конце концов все прошло… и прошло хорошо. Действительно, ведь, несмотря на ужасное начало вечера, разговор между ними тремя все-таки сложился, и Гермиона почти уверилась, что теперь отец и сын смогут общаться открыто и по-доброму, как родные и близкие люди. Ей даже казалось, что совсем скоро Драко сам захочет увидеться с Люциусом снова. Может быть, не в Малфой-мэноре, но разве это так важно? В глубине души она чувствовала, что Люциус несколько смущен: ему явно было неловко за свою сегодняшнюю несдержанность. «А вот это он зря… — думала Гермиона, стараясь не подать виду, что заметила его смущение. — Он должен был как-то противостоять Драко, который по большому счету вел себя вначале просто безобразно. И сделал это. Тем более что как только сынок угомонился, Люциус тоже стал вести себя очень вежливо и корректно». Уже лежа в постели и крепко прижимаясь к Малфою, она вдруг снова вспомнила его слова, сказанные за столом, и облегченно вздохнула. Немногословное, но откровенное, удивительно искреннее признание того, как Люциус относится к ней, бесконечно трогало, и Гермиона зажмурилась, ощущая, что от силы охвативших эмоций глаза начинает знакомо покалывать. Она прислушалась: ровное дыхание лежащего рядом Люциуса утешало, заставляя что-то внутри сжиматься от нежности и столь нечасто испытываемого умиления. Гермиона прижалась к голой коже губами и тут же почувствовала, как тот чуть приподнял голову, чтобы посмотреть на нее. Отвечая на его вопросительный взгляд, она слегка улыбнулась и пробормотала: — Ничего… Просто хорошо, что этот вечер прошел нормально… — Не сразу. Но в конце концов да — нормально. Гермиона улеглась удобней. — И ладно… Ты же понимаешь, что все хорошо, что хорошо заканчивается. Ничего не ответив, Малфой лишь ласково погладил ее по руке. Веки Гермионы опустились сами собой, мысли начали путаться, и уже совсем скоро она провалилась в спокойный глубокий сон. * * * Этой ночью (уставшие и опустошенные морально) они даже не просыпались, и, открыв глаза, Гермиона поняла, что уже почти опаздывает. Резво поднявшись, она наскоро приняла душ и сразу же принялась одеваться, собираясь на работу и что-то тихонько напевая себе под нос. А когда обернулась к кровати, увидела, что Малфой уже тоже проснулся и, молчаливо наблюдая, не сводит с нее глаз. Вдруг смутившись от этого пристального обжигающего взгляда, Гермиона неловко улыбнулась: — Что? — И что «что»? — вопросом на вопрос отозвался Люциус. — Ну… чего ты так смотришь на меня? — Ты восхитительно выглядишь, вот и смотрю. Не удержавшись, Гермиона негромко рассмеялась и развернулась к нему полностью. Каштановая грива волос рассыпалась по плечам. — Вот как, мистер Малфой… Больше не нашли на что посмотреть? — в ее голосе слышалось ласковое поддразнивание. — Что же может быть лучше, чем возможность любоваться своей женщиной? — приподнял бровь Люциус. Соблазнительно приблизившись к кровати, Гермиона оперлась об нее коленом и склонилась к Малфою. — Какая жалость, что некоторым из нас нужно идти на работу. И я не могу, в отличие от тебя, распоряжаться своим временем так же свободно, — почти пропела она и дразняще коснулась его губ языком. Спустя мгновение они уже целовались, и постепенно их поцелуй становился все более жарким и жадным. Отвечая на него, Люциус скользнул рукой ниже, и Гермиона почувствовала два его пальца у себя во влагалище. Их неспешное размеренное движение заставило ее задохнуться и оторваться от его рта. Чуть отстранившись, Гермиона вопросительно глянула на Малфоя, на что тот ответил лишь притворно удивленным взглядом. — Люциус, уже поздно. Мне пора уходить. — Хорошо, оставим на потом, — послушно согласился тот, однако двигать пальцами не перестал. Чувствуя, как возбуждение охватывает ее сильней и сильней, Гермиона резко вдохнула. — Нет, ну правда… — Милая, я тебя не держу. В тишине комнаты прозвучал негромкий женский стон. — Правда-правда, не держу, — на этом его большой палец закружил по клитору. — Прекрати! — Прекратить «что»? — Люциус! Ты же прекрасно понял меня… Остановись! — О-о… А я даже и не подумал, что ты имеешь в виду это, — будто чеширский кот промурлыкал Малфой. Возрастающее вожделение уже порождало волны накатывающего на нее удовольствия. — Не делай вид, что не понял. — Даже не собирался. Ласка не прекращалась. — Черт! Пусти меня… Еще один стон. Чуть громче. — Иди. Я же не держу. — Люциус, пожалуйста. Не сейчас. — Почему нет? Это Гермиона расслышала словно в бреду. — У меня нет времени. Честно. — Ты уже опоздала? — Практически. — Ладно, тогда и впрямь придется остановиться… Движения пальцев резко прекратились. — Не надо! — Чего не надо? — Не останавливайся! — Ох, боги… Ну что за характер! Однако ласка возобновилась. И оргазм снова начал подбираться к ней все ближе и ближе. — Боже мой… Еще! Еще… Я сейчас кончу. — Конечно кончишь. Неужели ты сомневалась в этом? Последний стон, раздавшийся этим утром в спальне, стал стоном экстаза. — ЛЮЦИУС! Тишина. И только чуть позже: — Да, дорогая? — Какой же ты… упрямый мерзавец… Малфой ничего не ответил, и Гермиона наклонилась к нему с благодарным поцелуем. — Спасибо, — глянув сверху вниз, она довольно улыбнулась. — А вот теперь — иди. Оттолкнувшись от его груди, Гермиона поднялась с кровати. — Увидимся вечером. — Хм… Пожалуй, раньше, чем ты думаешь. Вчера, из-за наших… хм… волнений, я забыл упомянуть, что вызван в министерство. Побеседовать с каким-то чиновником о том, насколько успешно продвигается моя реабилитация. Насколько я понял, ты тоже должна присутствовать. — Что?.. — не поверила своим ушам Гермиона. — Да… И, насколько я понял, они выбрали для этого какого-то чудака, настолько оторванного от жизни, что он даже не знает о наших отношениях. Именно поэтому твое руководство считает, что его мнение будет объективным и непредвзятым. А именно такую картину им и хочется получить в итоге. Это некто Фрэнсис Тримблворт. Ничего не слышала о нем? Гермиона коротко хихикнула над забавным именем. — Даже припомнить не могу. — Ну… Я думаю, его выбрали не случайно, зная, как остро и болезненно ты реагируешь всегда на несправедливую предвзятость. Скорее всего, тебе сообщат сразу, как придешь на работу, поскольку эта встреча не должна продлиться долго, что-то около пятнадцати-двадцати минут, по их словам. Наверняка увидели окошко в твоем ежедневнике и решили втиснуть ее именно туда. — И во сколько же? — встрепенулась задумавшаяся Гермиона. — В одиннадцать. Гермиона улыбнулась ему. «Как по мне, чем больше времени мы сможем провести с Люциусом, тем лучше. Так что… спасибо, дорогие коллеги!» — Ну и ладно. Тогда до встречи, — она еще раз чмокнула Малфоя и наконец стремительно покинула поместье, все еще светясь от нежданного удовольствия, подаренного любимым мужчиной. А оказавшись в Министерстве магии, так и не растеряла этого ощущения необыкновенной легкости, преследующее ее еще со вчерашнего вечера. «И… совсем скоро я снова увижу Люциуса! Вот!» Гермиона довольно улыбнулась и с этой же ослепительно счастливой улыбкой вошла и в приемную, где ошеломленная Присцилла не смогла не вздохнуть с легкой завистью, глядя на нее. Вскоре в кабинет постучался Ормус, принесший какие-то рабочие пергаменты. И Гермиона улыбнулась даже ему, словно желая со всеми поделиться частичкой своего безмятежного счастья. — Ормус, привет, заходи! Слушай, так оказывается, мы с тобой в Хогвартсе почти одновременно учились. — Да. Только я на три года пораньше. — Надо же… А я вообще тебя не вспомнила. Теперь они уже оба улыбались друг другу. — Ох... А я вот тебя помню. — М-м-м… Ну да… Пожалуй, мне удалось… обратить на себя внимание, — вот теперь она ощущала легкое смущение. Немного помолчав, Ормус произнес задумчиво: — Ты всегда была какой-то… необыкновенной, Гермиона, непохожей на остальных. Даже тогда, будучи девочкой. Смутившись еще сильней, она мягко улыбнулась и не удержалась от искренней благодарности: — Спасибо, Ормус. Тот невесело вздохнул и продолжил уже совершенно официальным тоном: — Надеюсь, Присцилла рассказала тебе о предстоящей у вас сегодня встрече с Фрэнсисом Тримблвортом. — Пока нет, вряд ли я дала ей шанс упомянуть об этом событии, сразу прошла к себе… но Люциус… — Гермиона замялась, не зная, как лучше сказать. — В общем, я узнала об этом раньше. Никак не прокомментировав ее слова, Ормус кивнул. — Хорошо… Еще увидимся, — и вышел из кабинета. А Гермиона занялась документами, поглядывая на часы в ожидании одиннадцати. Когда же стрелки показали десять пятьдесят, она поднялась и вышла в приемную. — Присцилла, а где бы мне найти мистера Фрэнсиса Тримблворта? — фамилия чиновника прозвучала так забавно, что они с секретаршей обе захихикали. — А-а-а… этот дедок… Он сидит где-то на четвертом этаже, кажется. Очень смешной чудак, сказать по правде. Да сами увидите. — Да уж придется… — Гермиона уже направилась к выходу, но от двери обернулась. — Если Люциус заглянет сюда, скажи ему, что я уже ушла к… дедку. Кивнув, Присцилла улыбнулась, самую чуточку ревнуя мисс Грейнджер к ее счастью. Достаточно быстро найдя кабинет Тримблворта, Гермиона обнаружила, что Люциус уже возле двери, и ей вдруг ужасно захотелось с разбегу броситься ему на шею. Но потом вспомнила, что чиновник ничего не знает об их отношениях, и заставила себя спокойно подойти к возвышающейся в коридоре фигуре Малфоя. «Мистер Тримблворт еще не осведомлен о нашем романе, так пусть и дальше остается в счастливом неведении». И она широко, но обезличенно улыбнулась Люциусу. — Мистер Малфой. Как приятно видеть вас здесь сегодня. — Ну… Если бы вы только знали, как мне приятно видеть вас, мисс Грейнджер. И не только сегодня, и не только… хм… здесь… — Э-э… Что ж… Думаю, тогда нам лучше поскорее покончить с делами. Чтобы вам удалось поскорее увидеть меня… не только здесь. Не так ли? — Жду. С огромным нетерпением, — глядя на нее сверху вниз, Люциус довольно ухмыльнулся и постучал в кабинет. Изнутри отозвался слабый старческий голос: — Войдите. Открыв дверь, Люциус жестом пригласил ее войти первой и прошел в кабинет следом. За столом, усыпанным множеством пергаментов, сидел низенький, но весьма дородный старичок. Его (до смешного напоминающее луну) круглое лицо венчал пучок реденьких седых волос, торчащих в разные стороны так, словно дедушку только что ударило током. На носу сидели большие круглые очки, через толстые стекла которых Фрэнсис Тримблворт и смотрел на вошедших к нему посетителей. — Ах, а это, по-видимому, мисс Грейнджер и мистер Малфой. Очень рад вас видеть. Очень, да… Входите, входите. Присаживайтесь! О… Кажется, мне нужно… — не договорив, он поднялся с места и засуетился над стульями, стоящими напротив его стола. Стулья эти, также заваленные пергаментами, служили насестом для дремлющей совы, которая встрепенулась и возмущенно ухнула, когда волшебник прогнал ее с привычного места. Вместе с совой в воздух взлетели и груды пыли, которые, казалось, мирно лежали там вот уже несколько десятилетий. Что-то невнятно пробормотав, Тримблворт отправил пергаменты в один из книжных шкафов, стоящих вдоль стены и тоже забитых до отказа. Правда, по большей части огромными книжными томами. Этот кабинет очень напоминал Гермионе кабинет какого-нибудь эксцентричного профессора, работающего в школе, вроде Хогвартса. Однако сам Тримблворт хоть и похож был на слегка сумасшедшего ученого, но впечатление все же производил приятное. Слегка расслабившись, Гермиона присела на предложенный стул, попутно отмечая, что Люциус немного помедлил и негромко пробормотал очищающее заклинание, прежде чем усесться с нею рядом. — Итак, можно, наконец, и начать. Уверен, вы знаете, почему находитесь здесь. Мистер Малфой, как известно, вы проходите специально разработанную программу реабилитации… которая поможет доказать вашу персональную лояльность к… политике, проводимой Министерством магии, — он коротко, но немного нервно хихикнул. — Именно в связи с этим министр потребовал проведения цикла бесед с вами и с курирующим вас сотрудником, чтобы выяснить, каков реальный… гм… прогресс… Поэтому… поэтому вы, собственно, и приглашены сюда, — в конце этой тирады Тримблворт сбился и довольно робко взглянул на Люциуса, на лице которого застыла гримаса ярко выраженного презрения. Гермионе вдруг стало жалко старичка, и она быстро заговорила: — Конечно же, мы в курсе, мистер Тримблворт, и готовы к беседе. Пожалуйста, продолжайте. — Ах… да, хорошо. Спасибо, мисс Трэнчер... — Грейнджер, — деликатно поправила его Гермиона. — Ну да, Грейнджер… Прошу прощения, конечно же, мисс Грейнджер. Итак, начнем, — он неуклюже завозился, пытаясь найти на столе нужный пергамент. Время шло. Пергамент не находился. Гермиона с Люциусом переглянулись: она — еле сдерживая смех, а он — недовольно скучающе приподнимая бровь. — Эм… Мне сказали, что вас, мисс Грейнджер, не проинформировали заранее о сегодняшней встрече? — Да, это так. — Ох… тогда мне очень приятно, что вам удалось найти этим утром время и прийти сюда, — фраза Тримблворта прозвучала вполне невинно. — О-о… никаких проблем. Мой ежедневник был пуст, и… — начала объяснять Гермиона, когда Малфой вдруг внезапно прервал ее. — Мне тоже это очень приятно, надеюсь, что и в целом утро мисс Грейнджер изобиловало чем-то… столь же приятным. Резко обернувшись к нему, Гермиона расширила глаза от изумления, четко осознав, на что он намекает. «Ах… мерзавец! Ну зачем, зачем нужно посмеиваться над этим милым безобидным старичком?» И все же смелая (почти шокирующая) словесная игра Малфоя не могла не восхищать, и потому спустя всего пару мгновений Гермиона решила подыграть ему. «Ага, значит ты так? Ну держись!» Нет-нет… она не стала спорить и возражать. Наоборот! Она просто ответила. Протяжно… Чувственно… Ответила так, чтобы Люциус прочувствовал интонацию каждого слова: — О-о-о… Большое спасибо, мистер Малфой, за такую искреннюю заботу. Мое утро и впрямь было по-настоящему чудесным. Жаль, что нам с вами довелось встретиться уже у кабинета мистера Тримблворта, поскольку и я умею радовать людей… прекрасными новостями. И если бы перед тем, как направиться сюда, вы зашли в мой кабинет, то… ручаюсь, это утро и для вас стало бы просто восхитительным. — Ах, в чем-чем, а в этом я совершенно не сомневаюсь, дорогая мисс Грейнджер. Более того, я даже уверен, что, если бы мои… утренние радости находились в ваших прелестных ручках, то каждое мое утро превращало бы меня в счастливейшего из смертных. Ничего не понявший из этого загадочного и многословного диалога Тримблворт издал нервный смешок и решил вмешаться: — М-м-м… Я тоже не сомневаюсь, что мисс Грейнджер превосходно справляется с такой нелегкой задачей, как ваше взаимодействие с миром маглов, мистер Малфой. В ответ Гермиона мило улыбнулась старичку, подогревая собственную смелость очередной бравадой: — Большое спасибо за комплимент, мистер Тримблворт. Должна сказать, что вы абсолютно правы: знакомить мистера Малфоя с миром и культурой маглов и впрямь очень непросто. Но… мне все же удалось выстроить нашу совместную работу таким образом, чтобы она приносила наибольшее удовлетворение каждому из нас. И мы… абсолютно полноценно и… очень разнообразно взаимодействуем друг с другом в процессе этой работы. — Соглашусь. Я, конечно же, всегда откликаюсь на все предложения мисс Грейнджер… м-м… по изучению культурного наследия маглов. И надо сказать, наследие это поистине великолепно. Энергично закивав, Тримблворт повернулся к Люциусу: — Ох, мистер Малфой, как же приятно слышать от вас нечто подобное. Хочу признаться, что, несмотря на ваше… м-м-м… красочное прошлое, я всегда считал вас очень незаурядным и интересным человеком. Не правда ли, мисс Грейнджер, вы согласны со мной? — О, да… Я согласна: мистер Малфой, безусловно, очень умен и талантлив. А уж как владеет словесными оборотами… — она глянула на Люциуса и дразняще улыбнулась. — Уж в чем-чем, а в умении использовать язык ему просто нет равных. Но Люциус не пропустил удар и тут же отозвался: — Ну уж нет, дорогая мисс Грейнджер, тут я не могу не упомянуть, что своим языком вы владеете никак не хуже. И не только языком. Так уж случается, что порой женщина использует рот лишь для того, чтобы выдать нечто эмоциональное, но маловразумительное. Но когда открываете рот вы, я уверен, что меня удивят чем-то эффектным, ошеломляющим и… очень приятным. Не обращая внимания на вытаращенные от изумления глаза Гермионы, Малфой чуть заметно ухмыльнулся и нагло продолжил: — И вообще хочу сказать, что мисс Грейнджер как никто может сделать незабываемо восхитительной любую нашу встречу, каждый раз придумывая, чем бы еще из мира маглов заинтересовать меня. Иногда… м-м… обсуждая предложенные ею темы, мы можем оставаться в ее кабинете по несколько часов, совершенно не замечая времени. И неважно, что рабочая обстановка Министерства магии не располагает к релаксации! Ведь те вопросы, что затрагиваем мы в своих беседах, однозначно заслуживают, чтобы на них потратил свои силы и время даже такой адепт чистокровной доктрины, как я, — воодушевленный собственной речью, Люциус взглянул на Гермиону и натолкнулся на ее возмущенный взгляд. Однако и это не смогло остановить его. — Программа, разработанная мисс Грейнджер, очень интересна и насыщенна. Благодаря нашему общению я понял, что красоту и совершенство можно обнаружить в самых неожиданных местах. Даже в мире маглов. И, поверьте, это прекрасно. Люциус замолчал, и в кабинете повисла несколько торжественная тишина, но потом Тримблворту все же удалось промямлить: — Что ж… Это действительно прекрасно. Да… Итак, вы утверждаете, мистер Малфой, что ваша программа охватывает самый широкий спектр вопросов знакомства с миром маглов и их культурными ценностями? Едва заметно ухмыльнувшись, Люциус снова заговорил очень и очень двусмысленным тоном. — О да, поскольку и я и мисс Грейнджер одержимы стремлением узнать и попробовать нечто новое. Тем более что предыдущий наш опыт общения нельзя назвать удачным. Но никто не знает, когда и каким образом судьба подбросит нечто прекрасное, и работа с программой моей реабилитации до сих пор время от времени удивляет нас обоих, не правда ли, мисс Грейнджер? — Хм… Да, пожалуй… Пусть она и не всегда легка, но… наше сотрудничество однозначно дарит нам очень яркие и глубокие эмоции. Надеюсь, мистер Малфой, что вы согласны со мной. — Конечно. Не могу не согласиться, что эта программа принесла бесспорную пользу нам обоим. Донельзя довольный Тримблворт закивал, словно китайский болванчик. — Мило… Очень мило. Так значит, можно заключить, что в целом каждый из вас считает данную программу реабилитации полезной и протекающей весьма интересно. — Безусловно, можно выразить наше мнение и так, — томно протянул Люциус. Счастливый от благополучного выполнения своей миссии Тримблворт почти сразу же закруглился, поблагодарил Люциуса с Гермионой за найденное для беседы время и распрощался. Парочка чинно покинула кабинет, и только оказавшись снаружи и поспешно свернув в ближайший безлюдный коридорчик, Гермиона зажала рот ладонью, пытаясь заглушить рвущийся хохот. Шедший следом Люциус глянул на нее сверху вниз и приподнял бровь в фальшивом неведении. — Что такое? — Сам знаешь, что. Бедный Тримблворт! — лукаво отозвалась Гермиона. — Он был таким милым с нами, а мы… вели себя просто ужасно! — М-м-м… Ну он же об этом не знал. И вообще, старикан имел право интерпретировать все, сказанное нами так, как считал нужным. Собственно, что он и делал. Получив, кстати, абсолютно правдивые ответы на все свои вопросы. Прислонившись, она игриво ударила Люциуса в грудь. — Бог мой, ты просто… бесстыжий нахал. Вот кто! — О чем мне говорили неоднократно, — растягивая слова, послушно согласился Малфой. Гермиона усмехнулась. — Но должна признать… ты невероятно обаятельный нахал. Неотразимый. С довольной ухмылкой Люциус наклонился и поцеловал ее. Так чувственно, что Гермионе захотелось провалиться в обморок. Или нет! Растаять и стечь к его ногам лужицей мороженого. Ощутив, как уже загорается от желания, она жадно провела ладошками по сильному мужскому телу и глухо застонала, но в коридоре послышались чьи-то шаги, которые привели в чувство и заставили отстраниться. А заглянув в глаза Малфоя, вздрогнула, в них тоже пылал огонь. Он переплел ее пальцы со своими и потянул за собой из коридорчика. Так, держась за руки, они и направились в сторону огромных министерских каминов. Несколько человек, встретившихся им по пути, явно обратили на это внимание, но ни Люциуса, ни Гермиону сей факт как-то не озаботил. Они дошли почти до самого выхода, и Люциус уже было собрался уйти, когда Гермиона вдруг вспомнила о приглашении Кингсли Шеклболта, переданном ей Присциллой еще накануне. — О, Боже, чуть не забыла. В ближайшую пятницу Кингсли устраивает торжественный прием по случаю четырехлетнего пребывания на посту министра Магии. И я приглашена на него со спутником. Ты как, готов выступить в этой роли? Малфой снова дрогнул бровью, только на этот раз несколько иронично. — Дорогая мисс Грейнджер, вы же (как никто другой) знаете, что я… практически всегда готов. Но на этот раз Гермиона не поддержала его. — Ну хватит уже дурачиться, Люциус… На сегодня вполне достаточно, — и все же сама едва удерживалась от смеха. — Нет, серьезно. Все-таки это станет нашим первым официальным появлением на людях. Как пары. Ты уверен, что это нам нужно? Вдруг посерьезнев, какое-то время Малфой молчал, и Гермиона уже подумала, что он откажется идти. Разочарованная, она опустила голову, но потом почувствовала, как пальцами он приподнимает ее лицо за подбородок, заставляя посмотреть на себя. — Почему бы и нет? — он мягко улыбнулся, а затем наклонился и на глазах практически у всего атриума нежно коснулся губ Гермионы своими. А уже отстранившись и направившись к камину, вдруг обернулся и довольно высокомерно произнес: — У меня есть одно настоятельное пожелание. — Какое еще? — занервничала Гермиона. — Хочу, чтобы ты надела то изысканное красное платье, которое было на тебе в опере. — Да нет проблем, — с облегчением выдохнула она. — Отлично. Увидимся вечером, — Люциус повернулся и исчез в камине. Некоторое время, до сих пор ощущая кожей его прикосновения, Гермиона стояла и бездумно глядела на уже погасший камин. «Что ж… придется подождать до вечера…» — глубоко вздохнув, она тряхнула головой и вернулась в свой кабинет. На ее счастье, остаток рабочего дня прошел довольно легко, хотя Гермионе и сообщили о дополнительных обязанностях в Департаменте магического правопорядка. Нет… новость ни капли не расстроила, скорее наоборот — ведь новое поручение лишь подтверждало тот факт, что в министерстве по-прежнему ценят ее ум и способности. Ценят, даже несмотря на все потрясения, которые пришлось пережить общественному мнению за несколько последних недель. Покончив с делами, Гермиона аппарировала в поместье, тихонько радуясь, что сегодня ей удалось приземлиться практически на пороге дома. Да и голова с каждым днем кружилась после аппарации все меньше и меньше. Уже позвонив в дверь, она вдруг вспомнила, что пришедший вчера Драко почему-то не звонил, а стучал, и это показалось любопытным. «Надо будет спросить у него…» Дверь в этот раз ей открыла Тибби, которую Гермиона тепло поприветствовала, но Люциус появился в холле почти сразу же. Улыбаясь, он стоял у входа в гостиную и ждал, пока Гермиона пройдет в дом. А та, убедившись, что служанка исчезла, радостно бросилась к нему на шею, с наслаждением вдыхая любимый запах как можно глубже и чувствуя себя самой счастливой женщиной на свете. Люциус провел ее в гостиную, где сразу же протянул бокал вина, и Гермиона, облегченно вздохнув, опустилась на диван и сделала большой глоток. — Боже, как я устала… но не буду пить много: боюсь, голова будет болеть. Сегодня пришлось так интенсивно работать, да еще и аппарировала сейчас. Ничего не ответив, Малфой мягко, но настойчиво потянул Гермиону к себе и положил ладони ей на голову. Он раздвинул пальцы так, чтобы кончиками надавить на какие-то определенные точки. Гермиона уже открыла рот, собираясь спросить, что же такое он делает, когда заметила, что глаза Люциуса закрыты, а губы еле заметно шевелятся, произнося какое-то заклинание. По телу стремительно разливалось живительное тепло, и уже скоро Гермиона ощутила, как напряжение и боль куда-то исчезают. Голова прояснилась, туман перед глазами рассеялся, словно по волшебству, да и вообще, она вдруг почувствовала себя совершенно спокойной и даже какой-то… обновленной, наполненной изнутри необъяснимой силой. Отстранившись, Гермиона уставилась на Люциуса широко открытыми глазами. Но Малфой лишь загадочно улыбнулся и протянул: — Так лучше? — Намного. Спасибо, — нежно улыбнулась ему Гермиона. Какое-то время они сидели и расслабленно молчали, прижавшись друг к другу, но потом Гермиона ощутила, как непосредственная близость Люциуса снова заставляет ее напрячься (как сегодня утром, в министерстве): кровь побежала по жилам быстрее, а по телу, охваченному все возрастающим и возрастающим жаром, уже нет-нет да пробегала волнующая чувственная дрожь. Повернувшись, она глянула на Малфоя и заметила, что его настроение тоже изменилось: будто почувствовав ее состояние, он тоже задышал тяжелее, бездумно шаря по комнате беспокойным взглядом. Больше не в силах сдерживаться, Гермиона отставила бокал и, перекинув ногу через Люциуса, уселась у него на коленях. Ощущение власти над этим гордым и самолюбивым магом уже кружило голову, заставляя вожделеть еще сильнее. Она наклонилась и лизнула его губы, раздвигая их языком и проникая им дальше — в горячую вкусную влажность. И Малфой ответил ей… Так же жадно и страстно. Схватив ее за затылок и с силой прижав к себе. Гермиона попыталась немного отстраниться, но не получилось: он держал ее крепко. Голодный, чуточку жестокий поцелуй его был бы почти болезненным, если бы такой Люциус Малфой — категоричный и властный — не возбуждал ее сейчас еще сильнее привычного (нежного и ласкового) любовника. Гермиона хотела его так сильно, что сознание снова начало туманиться, а жар, охватывающий тело, угрожал сжечь заживо. А когда, наконец, он потянул ее за волосы и оторвал от себя, то в глазах его Гермиона прочла столь сильное желание, сопротивляться которому казалось просто невозможным. Люциус заговорил, и низкий чувственный голос напоминал сейчас рычание: — Хочу, чтобы ты ласкала меня ртом. Прямо сейчас. Опускайся вниз. Его слов было достаточно, чтобы внутренности тут же скрутило судорогой желания. Втянув в себя воздух, Гермиона замерла в ожидании. Очень хотелось услышать, что же он скажет дальше, и как подействуют на нее его слова. И Люциус продолжил. Низко... Чувственно… Так, что по телу побежали мурашки. — Ты не расслышала? Я сказал, что хочу чувствовать твой вкусный горячий рот на своей плоти. Прямо сейчас. В воздухе как будто разлилась какая-то странная магия: голос Люциуса словно проникал в нее. И не только в уши, Гермионе казалось, что каждое его слово (такое высокомерное и холодное) словно касается ее, как язык касается клитора или соска, жаждущих ласки. Тугая пружина вожделения начала сжиматься еще сильней, и Гермиона решила поэкспериментировать: она упорно не двигалась с места, пристально уставившись на Малфоя. — Я бы не советовал тебе противиться. Ты же знаешь, что я не люблю, когда меня заставляют ждать… Его голос был сладок как мед, и холоден как лед. Гермиона невольно запрокинула голову. — Говори… Еще! Я… хочу слышать тебя… — с трудом удалось простонать ей. Бровь Люциуса слегка приподнялась, и по его лицу скользнуло холодное любопытство. «Притворное любопытство! Он же явно знает, что я испытываю сейчас!» Однако он послушно продолжил прежним тоном: — Ты же понимаешь, чего я хочу, девочка. Сейчас мне не нужны слова, что могут слететь с твоих очаровательных губок. Даже самые приятные. Я хочу, чтобы ты ласкала меня. Сосала, гладила мою плоть языком, вбирала в себя, как можно глубже. Чтобы ты задыхалась от того, что делаешь, и наслаждалась этим. Теперь она застонала уже громче, и звук ее изощренного сладкого мучения эхом отразился от стен комнаты. «Боже! Почему мне кажется, что он… дотрагивается. Он ведь даже не коснулся меня!» — Я… я всегда задыхаюсь, когда ласкаю тебя ртом… И мне нравиться это, — хрипло пробормотала она, так и не понимая, что происходит с ее телом. Малфой наклонился чуть ниже и с силой сжал ее бедра. Так, что Гермиона даже почувствовала, как ногтями он слегка впивается в ее плоть. Впивается и шипит: — Так чего же ты ждешь? Сделай это, ведьма! Голова закружилась еще сильнее, и Гермиона почти что кончила. Почти. Ключевое слово. Потому что до оргазма ей все ж таки чуточки чего-то не хватило. И будто поняв ее состояние, Люциус сжал бедра еще сильней. — Ай! Мне больно. — Ты никогда не жаловалась прежде… — его голос по-прежнему дышал надменностью. — Я и сейчас не жалуюсь, — еле проговорила Гермиона. Обхватив ее плечи, Люциус почти касался губами маленькой ушной раковинки. — Кто ты? И кому ты принадлежишь? Ответь же мне… — почти промурлыкал он ей на ухо. — Ты знаешь… Сам знаешь. — Конечно же, знаю… да… От его слов, прозвучавших словно шипение змеи, мышцы напряглись почти болезненно, Гермиона мучительно желала разрядки. На этот раз губы Люциуса коснулись ее уха. — Ты моя. Целиком и полностью… Моя. И никогда в жизни ты не сможешь желать кого-то, кроме меня. Я — единственный мужчина, имеющий на тебя право. Не выдержав, Гермиона застонала. Несмотря на то, что Малфой по-прежнему даже не дотронулся до нее, ощущение по-настоящему реальных прикосновений сводило с ума, подводя к оргазму ближе и ближе. Казалось, еще чуть-чуть, самая малость, и тело содрогнется в блаженных конвульсиях разрядки. — Да… Я твоя, Люциус, только твоя. Его последняя фраза стала капельками огня и льда, попеременно капающими прямо на клитор. — Ты моя… вкусная… жаркая… тесная… невероятно… прекрасная… грязнокровка! И Гермиона наконец провалилась в ощущение чувственного восторга. Нахлынувший на нее оргазм был мягким и нежным, будто сотни бабочек затрепетали крылышками внутри ее тела. И это казалось настолько невероятным, что она ахнула и, тяжело рухнув на плечи Малфоя, замерла, не в силах открыть глаза. А немного придя в себя, посмотрела на него с удивлением. — Ты… как ты сделал это? Ты же не… дотрагивался до меня! — дышала Гермиона все еще тяжело. Ответом стала лишь загадочная улыбка. — Люциус! — Считай, дорогая, что ты столкнулась с волшебной силой слова, — он немного помолчал, но потом продолжил: — А теперь закончи, пожалуйста, то, чего я так долго жду. Счастливо рассмеявшись, Гермиона соскользнула с мужских колен на пол. Не желая мучить его, она быстро расстегнула брюки и освободила напряженную изголодавшуюся плоть. Желание вкусить ее, желание доставить Люциусу соизмеримое наслаждение переполняло Гермиону. И она не медлила, сразу же вобрав член так глубоко, чтобы задохнуться, чтобы сполна выполнить его просьбу, и самой насладиться вкусом, размером, твердостью обожаемого тела. И когда уже скоро Люциус, конвульсивно дернувшись, глухо застонал в тишину гостиной, этот звук показался ей прекраснейшей музыкой. Самой прекрасной из всего услышанного. Дождавшись, когда его спазмы затихнут, она поднялась и села рядом на диван, положив голову Люциусу на плечо. Тот молча обнял ее в ответ. Еще долго они так и сидели, обнявшись. И молчали. Потому что слова казались им ненужными…