一
Когда тело входит в стадию, когда неумолимо начинает разлагаться, то человека считают мёртвым. Все говорят о важности души, но никто не считает человека мёртвым, когда разлагаться она начинает раньше тела. Наверное душа не является показателем жизни? Или она не может умереть а приори, а потому никто и не верит в её разложение?
Один голос в пустой комнате сказал мне той ночью, что нет ни души, ни тела. Он сказал мне другой ночью ещё, двумя сутками позже, что этот мир наполнен теми, кто является никем, и тем, что является ничем. И что лишь когда это нико и ничто встретит смерть, родится настоящая жизнь, и никто станет кем-то, а ничто станет чем-то. Так сказал.
Но поскольку не было ни голоса, ни комнаты, я не воспринял всерьёз ни слова, ни тишину. Потому что так. И так было лучше. Так было спокойнее.
А потом вспомнил тех двоих девушек опять, и мне стало плохо. То есть, ещё же даже хуже, чем было. Если человек вспоминает что-то вдруг, то ему может стать хуже. А если не вспоминает, то может не стать. И вроде бы во внешней жизни ничего не меняется, но какая на деле происходит разница в отношении ко всему в мире. И этот мир вокруг, он же определяется нами. Не мыслями; может, даже и не действиями; а просто нами - как есть; каждый получает ту иллюзию, которую заслужил. И я искренне верю, что действия - не залог того. Мы можем получить всё, ничего не делая, а можем не получить ничего, прикладывая все усилия. Мы будем проклинать богов и самих себя, и от этого не скрыться. Да, восхвалять богов, когда они помогают; проклинать, когда они всё отбирают - природа человека, и я не хочу в это верить, но я так знаю. Мне не уйти от знаний так, как я могу уйти от веры. А потому верить - так восхитительно, ведь в любой момент я могу отказаться от этой веры. Но знания непоколебимы - их не может сломать ни одно слово и ни одна вера; и благодарю каждое приятное воспоминание, лелея над ним так, как лелеет мать над своим ребёнком, даже зная, что они бессмертны. Да, верю, что они будут бессмертны даже когда я умру; но это лишь вера, и пытаюсь сохранить все их, ведя бесконечные записи, храня каждую вещь, с которой связано хоть что-то, о чём мне приятно думать.
Тело может разложиться, но информация разложиться не может; действия, которые мы сохранили и чувства, которые пережили разложиться не могут. Но мне так охота! Мне так охота переживать эти воспоминания о временах, когда я был счастлив, даже после смерти. Не осталось больше ничего, кроме них. Счастье мертво; навещаю могилу его в прямых лабиринтах воспоминаний; и я не в силах сделать что-то большее; не в силах воскресить счастье, выкопав его из могилы, как не в силах создать новое. Занавес.
