Глава 4

231 56 2
                                    

Тридцатого декабря две тысячи семнадцатого меня, Аве ван Белля, и моего брата-кузена, Монно ван Белля, положили в гроб, и мы в этих гробах, как бы это странно не звучало, украшали дом напротив Цветочного рынка на Сингел в Амстердаме. На меня нацепили белый костюм, с которым я успел подружиться, на Монно - черный, и как девчонок нас окружили корзинами цветов. Но было красиво, мне понравилось. Моя mama, Стефана, заливалась слезами с Пимом, тетей Хендрикой и дядей Корнелисом. Они позвали каких-то дам, мужчин в черных рубашках, друзей, которых я видел пару раз за семнадцать лет и не знал, как звать. Они ходили вокруг нас с Монно, чавкали и ревели, что меня доставало. Я ждал, когда приедет катафалк и заберут гробы, цветочки, возможно, я выберусь на природу и смогу отдалиться от этих сопляков. Я их любил, но тогда, правда, мне наскучило пятые сутки душить всех смертью и слушать, как жалко им, что я и Монно умерли. То, что мы померли, на пятый день я воспринял уже ясно, не так, как на заснеженном газоне в Шеллингвуде.

Я сидел на низшей ступени лестницы и следил за mama. Ее лицо побелело, руки озябли и истощились. До меня доходило, как я отобрал у mama жизнь. Более, кроме затворника Пима, скучной работы и дома у mama не было. Все подходили к ней, кидали одобрения, сожаления, а она плакала, а я сидел на низшей ступени лестницы, посматривая то на mama, то на гробы.

Мне не хватало Джека Дэниэлса (да, настолько дерьмово). Но в Нидерландах виски на панихиде не закидывались, разве что лимонадом и кексиками (да, настолько весело).

Я еле дождался катафалка. Цветочки, меня и Монно выгрузили из дома ван Беллей и отправили в траурный зал. Mama выгнала гостей на улицу по машинам, я все прихрамывал за ней. Она нацепила поверх черного платья пальто, шарф и шапку, мы сели в серебристую «хонду» и поехали чертпоймикуда, какое место я ранее не посещал. (В траурный зал.) Корнелис вел, а Пим уселся правей от него, я же втиснулся меж mama и Хендрикой, чего они не заметили, но были бы счастливы заметить. Mama прислонила лоб к стеклу и смотрела чертпоймикуда, куда смотрел и я.

- Ты сказала его девчонке? - спросил дядя, когда мы уж отъехали. - Стефана?

- Что?

- Ты сказала его девчонке?

- Да, - ответила mama.

- Все хорошо с ней? - спросил Корнелис.

- Корнелис, как с ней может быть все хорошо, когда Аве не стало!? - по щеке mama скатилась слеза и перетекла на окно.

До звезд и обратноWhere stories live. Discover now