Старые страницы

Глава 25 Пакость удалась

Решение открыть Поттеру глаза на мир пришло как только я покинул стены тюрьмы и расспрощался со своей матерью, в висках все еще стучали слова отца, прогоняя по всему моему телу снопы мурашек: «...А что до девушки, она станет первой. Я потружусь лично расправиться с ней, как с паразитом, выедающим твой мозг. Ты поплатишься за предательство, жестоко поплатишься, ведь я обеспечу тебе место в первом ряду. Ты ничего не сможешь сделать, но видеть будешь все, это я тебе обещаю. Полагаю, сто семьдесят на сорок - ее размер, доски можешь позаимствовать на пилораме, так уж и быть, гроб я ей подарю. Если ты конечно не бросишь эту затею и не перестанешь позорить наш великий род своей пресловутой любовью к этой грязнокровой простушке. Она хоть разделяет твои чувства, или ты за ней как песик на веревочке увиваешься?...». С тех пор я уже десять раз успел об этом пожалеть. Нет, он не предал моего доверия и остался нем, открыв всю правду лишь министру магии, да и то умолчав о своем информаторе. Я просто все больше ощущал себя Иудой, балластом своей семьи, петлей на шее, бензопилой для семейного древа. Чувствовал ли я вину? Да. Но раскаивался ли в сделанном? Нет. Если бы пришлось, я бы все повторил, однако осадок на сердце остался. Так еще теперь приходилось сносить компанию Поттера чуть ли не ежедневно, с его не заканчивающимся перечнем вопросов и попытками домыслов о моей жизни. Факт того, что приходилось с ним откровенничать раздражал больше всего. Благо, его интересовали больше политические и нравственные взгляды моего отца, нежели мои собственные, а тему «Астории» он тактично избегал, так что это еще было вполне сносно. Можно было даже сказать, что мы сработались, пытаясь найти что-то исключительно компрометирующее на моего отца, о чем еще не знал мир, роясь в оставшихся дневниках, что я приволок из стен Малфой-Менора. К несчастью, речь в основном шла о положении политических дел в мире, а не о самом отце. Делая записи в дневниках, он все больше передавал суть собрапний Пожирателей или доводил до сведения сухую безэмоциональную констатацию фактов, мол: «Сентябрь нынче выдался холодный и дождливый, подстать всеобщему настроению. Очередное собрание прошло тихо, но не без обсуждения насущных вопросов: Темный Лорд желал знать, где и когда состоится очередной вывоз нелегальных волшебников, если этих тварей можно так назвать, заграницу, под руководством Альбуса Дамблдора и его Ордена. Также он все еще искал Поттеров, которых никто не мог отследить, кто бы за это дело не брался. Сегодня из-за очередного провала этого задания Круциатусу подверглись Долохов с Макнейером, дело перепоручили Барти Краучу младшему. Далее шла речь о внедрении шпиона в Хогвартс, куда вызвался направиться Снегг. Нарцисса ждет ребенка.», а дальше шла дата 29.09.1978г. Речь об убийствах, совершенных его рукой или же кого другого шла столь же сухо и не подробно как «Нарцисса ждет ребенка». После этой фразы, прочтенной, как назло, Поттером, он не сводил с меня взгляда все последующие два часа, что мы сидели над дневниками. Видимо, ожидая от меня какой-то на это реакции, словно я был идиотом, который за все эти годы не понял, что отцу я ровным счетом не сдался, да и позволено мне было родиться только из соображений продолжения рода и исключительно потому, что я был мужского рода, до этого мы листали ежедневник, старее этого года на три, в котором также упоминалось, что моя мать носила чадо под сердцем, вот только когда выяснилось, что это не способная продолжать род Малфоев девочка, ее вынули из чрева моей матери. Полагаю именно из-за таких жизненных травм в Нарциссе и притупился материнский инстинкт. Я же каждый раз после того, как речь заходила о матери или обо мне или о чем-то помимо политических интриг и путей захвата власти, скрипел зубами, вынужденный ловить на себе сочувствующий взгляд зеленоглазого шрамоносца. Уж не знаю, чего он себе удумал, а мне жилось не так уж и паршиво. У меня, в отличии от него, был отец, пусть Люциуса так назвать даже у меня язык был не повернулся. Кстати, о своих интрижках мой псевдо папочка тоже не утаивал и я видел, как лицо Поттера вытягивается и каменеет от количества имен и фамилий моих братьев и сестер, которых было больше, чем учеников в на нашей со знаменитым гриффиндорцем параллели, оставшихся в живых после этой войны. Некоторые слизеринцы, оказывается, были мне родней, пусть даже сами об этом не догадывались, впрочем, как до сего дня и я, ведь первым правилом моего отца было - неразглашение, прочие же, в основном оканчивали Дурмстранг или Шармбатон.