Я увидел, что Саныч разволновался. Отчаянно пыхтя папиросой, он шагнул к могиле бомжа и, оглядевшись, сорвал несколько полевых цветов, растущих здесь повсюду. Пал Саныч положил цветы на могилу, бросил папиросу под ноги и достал новую. Только что, стоя на могиле жены, умершей пять лет назад от рака, он был абсолютно спокоен. Тоже положил цветы, выдернул несколько сорняков, проникших за оградку и, если б не мой вопрос, думаю, мы бы давно ушли с кладбища...
- Ты ведь любишь истории слушать, - сказал Пал Саныч. - Могу рассказать.
- О бомже? - спросил я, стараясь скрыть усмешку, но Саныча было не провести.
- О человеке, - с укором сказал он. Через пятнадцать минут мы сидели у него и пили водку.
Помянув жену, Пал Саныч посмотрел на меня удивительно ясными, несмотря на выпитый стакан, глазами и сказал:
- Ну, послушаешь?
- Давай, - слегка заплетавшимся языком ответил я, видя, что ему хочется о чем-то рассказать. Пусть говорит. Не все ли равно, о чем трепаться за бутылкой?
- Я не припомню, когда он появился в Мокеевке, - начал старик. - Говорят, вроде в позапрошлом апреле, но точно никто не скажет. Кому какое дело до бомжа? Уже тогда в Болотном уже лет десять никто не жил. Дома заколочены. Дорога травой заросла. Все, что пригодится в хозяйстве, растащили. И, представь: приходит от-туда человек. Здоровый детина, только хромой и лицо изуродовано. Глаза нет. Так кличка и приклеилась: Урод. Некоторые Кривым звали.
- А в глаза как называли?
- А в глаза никак, - ответил Пал Саныч. - Он не назывался. Я ж говорил.
Поселился он в Болотном, в сарае. Мы думали: воровать начнет - а нет! Ни-когда чужого не брал. Участковый наш, Степаныч, само собой, пришел, провел беседу, как водится, да ни черта не узнал. А если и узнал, нам не сказал. Документов у пришлого тоже не было, но Степаныч не стал его забирать. Потом он сказал, почему. Урод с войны пришел, а у Степаныча там сын погиб.
Пал Саныч снова закурил.
- Кроме документов, придраться не к чему. Статью за тунеядство отменили... - Пал Саныч усмехнулся и подмигнул:
- Думаю, единственное здравомыслящее решение нашего правительства. И то сделали под себя...
Я усмехнулся.
- Урод жил сам по себе, - продолжил он, окутавшись терпким сизым дымом. - Чем он жил - никто не знал. Впрочем, наши голову над этим не ломали - своих забот хватало, а Урод вел себя тихо. Что он есть, что его нет... Почему жил в сарае, когда в Болотном десяток брошенных домов? Не знаю. Но догадываюсь. У нас многие считали его дурачком, контуженным на голову. Потому что человек жил, как душа хотела. За глаза идиотом звали, а услугами не гнушались. Я помню, даже очередь образовывалась. Ведь он никому не отказывал, а денег не брал. Вот и использовали его, как батрака, работал Урод не за деньги, за еду.
