Когда-то незабудки были синими и помнили о вечной любви.
Но в мир пришли драконы, сжигая всё на пути, и незабудки окрасились цветом пламени. Они не забудут, как горели города, а синее небо вспыхивало огнём. Они помнят обещание людей - ненавидеть дра...
Oops! This image does not follow our content guidelines. To continue publishing, please remove it or upload a different image.
– У-у-у! С-с-заррхово племя... – тихо шипела я, потирая метку рода на запястье. Та, чуя мое бунтарское настроение, слегка пульсировала. Не то чтобы больно, так, зудяще. Пока. Пока я не пытаюсь удрать.
– Кассандра-ками, прошу вас, посидите спокойно... – несчастный вид Милли чуть остудил мой пыл. Сбежать-то всё равно не получится: если сейчас метка лишь зудит, то при настоящем бунте будет жечь до волдырей, да ещё и дядя по ней отыщет, куда бы я ни спряталась. А отгрызать руку ради свободы я не готова. Пока.
– Ай! Аккуратнее! – из-за вытянутого из прически волоска защипало в носу, а приставленная дядей камеристка снова заныла:
– Ваши волосы так сложно убирать в приличествующую юной невесте причёску...
Я глянула на ладную девицу без малейшего сочувствия – пусть старается. А усмирить мои буйные кудри действительно сложно, если не сказать невозможно. Уже за одно то, что Милли умудрилась зализать косым пробором чёлку, и стянуть за ухом тугой пучок, дядя должен ей премию. А теперь несчастная пытается из получившегося лохматого хвоста выплести «приличествующее» мне крыло сокола.
Я покосилась на запястье, на тыльной стороне которого золотился хрупкий цветок в обруче когтистой соколиной лапы. Цветок – знак драконисов (нелепость какая, никогда не понимала, как они могут быть связаны), а вот соколиная лапа, и вообще сокол – символ нашего рода.
От которого до недавних пор оставались лишь мы с тётей Амелис. А теперь появился дядя Тадеус. А вот тётушка... умерла.
Ох, глупая моя милая тётя, как же могла ты позволить этому подлому лису обмануть тебя? Впрочем, и я хороша, оглушенная безвременной твоей смертью, подпустила мерзавца слишком близко! Но он так искренне страдал, так трогательно волновался обо мне, да и мне было слишком плохо...
