Любовь по контракту

29

В квартире стояла тишина. После очередного вечера, проведенного в молчании, Лалиса отправилась в постель. Она не особо ела во время ужина, лишь слегка пригубила вина, а на мои вопросы отвечала едва слышным мычанием или покачиванием головы. Я слышал, как она передвигается наверху, как открываются и закрываются ящики, и знал, что она, вероятнее всего, переставляет и перекладывает вещи. Так она поступала, когда была расстроена.

Меня снедало беспокойство, такого я никогда не испытывал. Я не привык переживать за другого человека. Все гадал, как помочь ей почувствовать себя лучше, как разговорить ее. Ей нужно было выговориться.

Похороны были немноголюдными, но особенными. И это неудивительно, учитывая, что по большей части всеми вопросами занимались Шихёк с Ми Ре. Ми Ре села с Лалисой и помогла выбрать несколько фотографий, которые они расставили в помещении. Самую любимую фотографию Мины они установили у урны с прахом, которая в свою очередь была украшена полевыми цветами. В помещении были цветы, присланные разными людьми, но самая большая корзина была от нас с Лалисой. Все цветы, что любила Мина, стояли в вазе рядом с ее фотографией - в основном ромашки.

Выразить уважение пришла большая часть сотрудников «Big hit». Я стоял рядом с Лалисой, обхватив рукой за талию, и в молчаливой поддержке прижимал к себе ее одеревеневшее тело. Я пожимал руки, принимая тихие слова соболезнования, ощущая, как иной раз по ее телу пробегала дрожь. Пришли некоторые из сотрудников и медработников «Золотых дубов», Лалиса приняла их объятия и произнесенные слова общего горя, после чего, как всегда, отступила назад ко мне, словно искала убежища в моих объятиях. Присутствовали несколько оставшихся друзей Мины - им она уделила особое внимание. Она низко склонилась, чтобы в приглушенном тоне поговорить с теми, кто сидел в инвалидных колясках, удостоверилась, что тех, кто был с сопровождающими, быстро провели к их местам, а после короткой церемонии уделила всем им свое время.

Я не спускал с нее глаз и держался поблизости, переживая из-за непрекращающегося потока ее слез и дрожания рук. До того дня я никогда не испытывал горя. Когда умерли мои родители, я не ощутил ничего, кроме облегчения после всего, через что мне пришлось из-за них пройти. Я печалился, когда ушла Венди, но это была грусть ребенка. Боль, которую я испытывал из-за кончины Мины, пронзала мне грудь. Она странным образом переполняла и распространялась. Невыплаканные слезы жгли глаза, когда я меньше всего их ожидал. Когда привезли коробки с ее вещами, мне пришлось остаться в кладовке, чтобы побороть эмоции, которые я не мог объяснить. Я обнаружил, что думаю о наших беседах, о том, как загорались ее глаза, стоило мне упомянуть имя Лалисы. О милых, забавных историях их совместной жизни. В моем календаре каждый вторник был по-прежнему занят, пересекающим их именем Мины. Каким-то образом я не мог пока заставить себя стереть их. В довершение к и без того уже странным испытываемым мной эмоциям было беспокойство за жену.