Ода цепным псам

#5. Поминали-понимали

Первое время мне казалось, что после знакомства с Ромкой жизнь резко изменилась к лучшему. Стали доступны многие реальности мира, о которых другие даже не подозревали. Время бежало цветным калейдоскопом, причудливо меняя форму, замедляясь и растягиваясь тугой жвачкой. Все подчинялось крошечному прозрачному пакетику, спрятанному в укромном углу, и единственная задача стояла достать его. Но и с этим проблем не было. Ромка делал все за меня. Не удивительно, что он превратился в центр моей Вселенной, личное солнце, без которого нельзя обойтись. Я мнил себя хозяином жизни, хотя на самом деле с каждым днем только больше погружался в зловонную лужу, из которой уже не мог выбраться.

Я пришел к Ромке днем, как всегда, когда мать его уходила из дома на подработку или к очередному ухажеру. Дверь в квартиру Ромка не запирал, я толкнул ее, сунулся в комнату. Мой друг с кем-то разговаривал по телефону, лежа на кровати.

– Нет, он еще не готов. Я приведу его чуть позже.

Громкость в трубке была задрана на максимум, из коридора я отчетливо слышал приторный голос с сильным нерусским акцентом:

«Слущай, дарагой, я к тебе по-хорошему отношусь, почти как к брату. Все позволяю. Хочешь угощать? Угощай. Просищь в долг – бери, не жалко, ты мальчик послушный. Но со своим другом ты меня прямо расстраиваишь. Не привидешь на неделе – вообще больше ничего у меня не проси!.. Все, подумай, дарагой!..»

Ромка отнял от уха мобилу и озадаченно посмотрел на меня. Кажется, он только заметил, что больше в комнате не один. Я сразу перешел к делу.

– Здорова! Вставимся? Ты как?

Это были в общем-то риторические вопросы, вопросительная форма предложения. Мне казалось, та правильно Ведь Ромка пока ни разу не попросил денег за порошок, который давал мне, только угощал.

Тогда я ничего не знал про «прикорм» и «воспитание», поэтому думал, дело в особенном отношении ко мне, и польщенно млел.

– Прости, братишка, сегодня ничего нет.

Ромка не поднялся – по-прежнему валялся, нервно покручивая на запястьях резиновые браслеты. Он всегда носил их целую кучу и дергал, когда волновался или был на взводе. Глаза полуприкрыты, длинные ресницы едва заметно подрагивают, золотясь в падавшем из-за штор свете. Наверное, даже сидящим на системе его можно было назвать красивым. Но сейчас мне хотелось убить его за эту безмятежную красоту.