По ту сторону ворот

По ту строну ворот

Юнги, по ту сторону ворот - Хосок тебя ждёт.

В раю небесном ангел счастья не обрёл, ведь даже там он не избавлен был от людской муки.

Ступени в мир духовный явились перед ним однажды. Все в золоте и изумруде, видящие от глубоко в грязи увязшего, земного дна. От почвы доверху пропитанной грехами. От слёз и боли.

И в раю ад уже не страшен, не страшны люди. Здесь ангелы нашли убежище от мглы. Здесь Иисус гребёт веслом по водам,
в себе хрусталь и молоко смешавшим. Здесь облака, стеклянные ворота, звёзды, когда-то пролетавшие мимо земли, мимо отчаявшихся смертный, но так и не исполнившие их мечты. Звёзды ведь эти только ангелам лишь служат, бог спас их и мечтами, благодатью даровал.

Вот только бог забыл про одну душу, дух Юнги он спасти не смог. Ангел он лишь снаружи - внутри он пуст. Избранником господним ввысь подняться было ему суждено когда-то. Навеки обрести покой. Но судьба его по пути другому, чрез терния и вечные морозы повяла - и никогда не будет мир ему иной. Он жаждет счастья, и всё прекрасное вокруг него далёко, но не подняться ему выше - куда ведь выше облаков? Он высоко, а земля тянет ниже, цепями сковывает, и кажется конец всё ближе, вот только в небе он каков?

Перья у Юнги белее морской пены, а крылья неподвластны никому. Кожа нежнее протекающего молока в реках господских, а волосы всех изумрудом ярче, сияют вечным серебром. Тéло его - в хрустальных водах перерождено и будто бархатом покрыто, манит оно со своей святостью соприкоснуться. Попробовать на вкус бы сладость губ, взглянуть в глаза его бы, но раз и на всегда избавив их, от этих вечных мук.

И вдруг однажды, тёмной ночью, проливши сотню горьких слёз, будто в тумане и в погоне, ангел ворота рая снёс. За грани мира господа он вышел, последовал за сладко приторной мечтой. И облака дороги поперёк его не стали - лунá светúла,
словнó укáзывая судьбоносный путь.
И ангел глуп был - не подумал, что виновник, и рай ему теперь уж больше не вернуть.

Спустился Юнги ниже человеческих земель, а там беду узрел он, дорога в ад его свела. Лукаво улыбаюсь, встал перед ним сам дьявол. (Хосок - у каждого ведь дьяволы свои.) Чужие кости в прах стереть он, истерзать душу, на глубине похоронить бы смог. Ему лишь были боги неподвластны, а Юнги, ведь увы, вовсе не бог.

И не всё бы так ужасно было, если бы не дьявольская похоть его покорила. Он видел всё, но никогда не ведал раньше красоты похожей, и захотелось ему ангела до дрожи, навеки вечные готов он был забрать его с собой. На глаза и шею, повязку удушающую дьявол повязал.

Долго сопротивляться ангелу не довелось, ведь стал неясно видящий одно мгновение назад Юнги, внезапно полностью слепым. И воцарила темнота. В объятьях жарких он был пойман. Венком грехи заплёл Хосок вокруг него. И страстно обжигая языками пламени, проник до самой глубины, поджёг он всё внутри живое, дотла сжёг крылья Мин Юнги.

И не страшна была так смерть, как его жизнь в эту минуту. Его хранитель ада на кусочки разорвал, одним лишь вдохом высосал его он душу. Юнги не мёртв, но и не жив он больше, заснуть в гробу он никогда ещё так сильно не желал. Дьявол играет, ему шепчет, пальцами бархатную шею обвивает. Пачкает кожу, и душу оскверняет, жадно целует его губы.

Зрачки из драгоценных бриллиантов растаяли давно под тем огнём как льды, а сердце в пепел превратилось. Так сухо, жарко, внутри все вдребезги разбито, иглами колит, и слёзы высохли уже. Глаза налились красной краской. Ни кровь ли это ангелов, когда-то смертных, пролúтая ещё там на земле? Ведь éю Демоны питаются, и скорбью людской тоже, и трон их выстроен на ней.

В аду не найтú рéки, не отыскать звёздную даль, но пыток дьявольски там не было вовеки - там одержимость. И Юнги здесь уже не прежний и никогда не будет им, его в аду место теперь. Сердце его забрал тот демон и заменил его своим. Он одержим им, Юнги тоже, теперь он часть его грехов. Попробовав на вкус дьявола губы, он различить страстной покорности от правды девственной не смог. Ад стал казаться раем. Реальность его тёмная была, но виделся ему лишь только смысл, всéх на землé недáром прóжитых в страданиях лет.

И ведь не скажешь что не правда, что не заменит зло добро. Границы для него совсем размыты, не различит сущее счастье от иллюзий, ни за что.

Теперь сидит в аду тот ангел, уже без крыльев, но с венком. А рядом с ним его хранитель, и бьются быстро их сердца. Жаждут они теперь холоднокровно вместе, и доживут до самого конца.

В раю небесном ангел счастья не обрёл, ведь даже там он не избавлен был от людской муки.
Ангел виновник, бог éго светом даровал, а ангел предал мир господний и в темноту, во мглу сбежал.
В раю небесном ангел счастья не обрёл, ведь даже там он не избавлен был от людской муки.
Виновник ведь не ангел, и спас его не бог. Дьявол его от всех наземных мук избавил.
И попáл ангел в мир иной, обрёл он навсегда покой.