Какой же ты потрясающий!!! Рэнгоку Кёджуро!

Двенадцатая главаа~

Вы все так долго этого ждали, ну некоторые по крайней мере. В этой главе будет кхмкхм, приятного прочтения)

Он никогда так раньше не делал. Он почти не дурачился и не веселился, даже со своим младшим братом, всегда старался быть достойным примером для подражания. Отлично знал этикет и уходил от двусмысленных ситуаций. Шутки и подобные проделки были всегда в стороне от него, как и кураж, и все эти эмоции.
      Сейчас всё стало иначе. Аказа подарил ему новую черту характера, и эта черта требовала внимания демона любой ценой.
      Юноша успокоил своё дыхание и замедлил его, притворяясь спящим. Интересно, поверит ли Аказа в это представление? Девушки ещё немного пошептались между собой, потом заохали и тихонько удалились.
  Бассейн окутала тишина, и Кёджуро, успокоенный атмосферой безопасности и дружелюбия, теплом от источника, подумал, что вот так и правда можно заснуть. Очень правдоподобно.
      Через несколько минут он услышал очень лёгкие шаги, мягкие, словно кошачьи: демон подходил к нему спокойно и тихо, не особенно скрываясь. Юноша подумал, что вот так он, должно быть, чувствует себя дома, и с наслаждением впитал в себя это чувство покоя.
      Он уже бросил удивляться всем странностям этой ночи: сначала от него стал убегать демон, потом девушки пожаловались, что демон не пьёт их кровь, а теперь он сам устраивал западню, притворяясь спящим и наслаждаясь покоем в присутствии этого самого демона.
      Наверное, сегодня просто та самая ночь, когда возможно абсолютно всё, даже самое невероятное.
      Аказа присел на бортик бассейна рядом с ним, но, вопреки ожиданиям, не торопился его будить. Несколько мгновений он просто неподвижно находился рядом, пока Кёджуро заставлял своё сердце и дыхание работать равномерно и понимал, что долго он так не выдержит: вот-вот сердце застучит быстрее.
      Внезапно он ощутил легчайшее прикосновение на своих волосах. Аказа очень тихо и невесомо перебирал самый край пряди, пропуская волосы между пальцами. Медленно. Очень тихо.
  Демон, зачарованный тем фактом, что у Кёджиро волосы закручиваются кольцами от пара, совершенно не замечал того, что дыхание спящего сбилось.
      Юноша почувствовал такое же легкое прикосновению к левому плечу, прямо к шраму, который его пересекал и переходил на спину. Короткое касание переросло в тихое прикосновение, к которому добавилось его имя, произнесённое так тихо, будто демон хотел не разбудить, а наоборот усыпить юношу.
      Кёджуро затапливало изнутри. Не дыханием, не огнём, не энергией.
      Когда это нечто переполнило его, вымыв последние связные мысли, он выбросил левую руку и поймал демона за запястье, дёрнув на себя.
    Вопреки ожиданиям, кроме громкого всплеска, ничто не нарушило тишину сада. Аказа, теперь сидящий в бассейне и такой же мокрый, как Кёджуро, во все глаза смотрел на поймавшего его юношу, который так светился смехом и радостью, словно ребёнок, получивший сладость. Демон осознал, что его обманули, сообщив, что уважаемый гость уснул в бассейне, а хрупкие девушки не смогли его разбудить. От полной неожиданности он застыл, поражённый довольным и горячим сиянием человека, который сидел рядом с ним.
      — Я хочу задать вопрос! — сообщил Кёджуро.
      Демон молча измерял горящим угольным взглядом его лицо.
      — Несколько вопросов.
      Аказа немного отмер и положил локоть на своё приподнятое колено, совершенно игнорируя то, что его силой затащили в бассейн, но кивком показывая, что слушает. Кёджуро заметил, что он снял свою короткую хаори, очевидно, перед тем, как зайти в сад с бассейнами. Мелкие брызги воды каплями повисли на кончиках тёмно-розовых волос.
      — Сояма это настоящая фамилия?
      Демон молча кивнул. Пара капель сорвалась с цветочных волос.
      — Тогда какое имя?
      — Хакуджи, — наконец-то разомкнул губы Аказа.
      — Хакуджи, — повторил юноша.
      Это имя одновременно и подходило, и не подходило демону. Нежное и невинное, оно словно откликалось на то, что Аказа смог сохранить в себе за десятки лет жизни демоном. Но тот, кто пережил трагедию, кто совершил ужасное убийство, тот, кто убивал по приказу неизвестно сколько и кого именно, тот, кто разрывался от противоречий и смог отвернуться от крови невинных людей и тот, кто был сейчас перед ним — это был Аказа.
      «Я действительно полюбил демона», — окончательно понял Кёджуро, понемногу приближаясь к нему, словно подкрадывался. Вместе с этим окончательным пониманием его намерения наконец-то стали ему полностью ясны.
      — Тогда госпожа Ханна?
      — Я дал ей это имя и свою фамилию, чтобы её не искали. Она была дочерью чиновника из далёкой префектуры.
      — Что с ней произошло?
      — Враги отца похитили её. Она смогла сбежать, но отец отказался принимать её обратно, ему не был нужен порченный товар. Он больше не мог удачно выдать её замуж. Приказал убить.
      — И ты…?
       — И я их всех убил. И некоторых съел. И всех тех, кого я нашёл рядом с остальными девочками, я точно так же убил. Разодрал на части, хорошую кровь выпил, а дурную отдал земле, — демон хищно наклонил голову, смотря исподлобья, — и когда эти источники начали принимать гостей, я поубивал наглецов и извращенцев, которые хотели сделать что-то мерзкое с ними здесь.
      — Аказа…
      — Ты слышишь меня? Я демон-людоед. Ты забыл, что это такое? Может, тебе напомнить, Кёджуро? — в голосе Аказы снова была та натянутая боль, что он слышал в их первые встречи.
      Только теперь он видел гораздо больше, даже несмотря на эмоции, вновь захлестнувшие его с головой.
      — И как бы ты это сделал? — мечник приблизился почти вплотную так аккуратно, что демон заметил это слишком поздно.
      — Я мог бы вырезать всё поместье бабочки ещё до рассвета. Это напомнит тебе, с кем ты имеешь дело?
      Кёджуро разгорячился настолько, что его аура начала нагревать воду в источнике. Пар стал гуще, клоками укрывая от них пространство дальше, чем пара шагов от бассейна. Реальность вновь стала напоминать мятый лист бумаги. У Аказы возникло ощущение, будто огненный дракон чистилища притаился прямо за каменным забором, готовый прыгнуть и разнести здесь всё.
      — Я. Тебя. Остановлю, — сквозь зубы проговорил мечник, не отрывая взгляда от лица демона.
      Тот презрительно фыркнул:
      — Пф, да что ты сможешь сделать одной левой рук…
  В следующий миг Кёджуро этой левой рукой рванул демона к себе, усадив на свои колени, как в ночь праздника бога дождя, на крыше. От резкого движения вода в бассейне поднялась брызгами, омыв их обоих. Демон попытался вырваться, но Кёджуро накрыл правой ладонью его шею, притягивая к себе, и Аказа замер, осознавая, насколько ему, должно быть, больно делать это сломанной рукой. И ради чего?
     Демон со злостью уставился в горячие, упрямые янтарные глаза, которые пылали прямо напротив него и вдруг понял, что Кёджуро целует его, крохотными неловкими прикосновениями пытаясь успокоить злобный оскал. Взгляд из-под тёмных ресниц был таким мягким... Тело Аказы прошила дрожь. Юноша тихо поглаживал пальцами его шею, словно уговаривая успокоиться, но это подействовало ровно наоборот: демон с глухим стоном прижался к нему в глубоком поцелуе, отбросив все связные мысли.
      Поначалу немного растерявшись, Кёджуро быстро сориентировался и ответил, упав вслед за демоном в какой-то пылающий мир. Там, в безумном огне, они касались друг друга, трогали, сжимая руки, задыхаясь, словно в попытке слиться в одно тело. Это было очень похоже на то, как между ними и внутри их крутилось общее колесо энергии, с каждым оборотом всё быстрее и быстрее, горячее и горячее. В этой горячке Аказа жадно и бездумно вцепился в светлые волосы, отбрасывая ленту, распуская золотое пламя с рыжими кончиками. Демон осознал это, лишь когда Кёджуро оторвался от его губ, поцелуями обжигая шею, пытаясь рукой прижать его к себе ещё сильнее, нажимая на поясницу, заходя пальцами под край штанов.
  «ЧЁРТОВА ТКАНЬ… мешает!» — Аказа с досадой опустил руки вниз, содрав с мечника хакама и снимая свои, отбрасывая их куда подальше. Он заглянул в лицо Кёджуро, чтобы убедиться в том, что юноша в кои-то веки не имеет ничего против того, чтобы быть без одежды. Тот и не имел, он был просто до жути доволен, и его взгляд был ничуть не менее жадным, чем у Аказы.Аказу это немного напугало.
      Соприкосновение их обнажённых тел в горячей воде, переполненной энергией Кёджуро, заставило обоих вздрогнуть от наслаждения. Аказа придвинулся ещё плотнее и облизнулся, когда их возбуждённая до тёмной красноты кожа соприкоснулась.
      Мечник опустил горячую ладонь на отмеченную спину, ведя её вниз, до крепких ягодиц, нетерпеливо сжав упругую половинку. Демон подавился стоном: кто бы мог подумать, что этот человек и здесь не остановится на полпути. Хотя это же Кёджуро. Вообщем-то удивляться нечему.
      «Кёджуро, Кёджуро, Кёджуро»
      Аказа жадно, с силой обводил ладонями твёрдые мышцы на груди, лаская шрамы, не имея возможности разорваться и одновременно трогать Кёджуро везде и вернуть пальцы в его волосы. От этой невозможности из него вырвался досадливый рык и он припал ко рту юноши, утоляя дикую жадность хотя бы поцелуем.
      Кёджуро шумно вдохнул и вытолкнул колесо своей энергии за пределы своего тела, огненным потоком цепляя и демона. Не успел мечник даже подумать о том, чтобы сказать «впусти меня», как Аказа открыл для него каналы своей энергии, впуская в себя его пламенную ки и тут же спрятал лицо, прижавшись к ключице мечника, скрывая сдавленный стон в его коже. Огненное колесо пронзало его насквозь, соединяясь с его энергией, с каждым оборотом увеличивая скорость, и, самое главное, наполняло его, зализывало пламенем черную пустоту внутри него, утоляя жажду хотя бы немного.
   Кёджуро, кажется, едва держался: его здоровая рука сжала ещё раз ягодицу Аказы, и горячие пальцы прикоснулись к сжатому колечку мышц, мягко надавливая, словно спрашивая.
      Аказа простонал едва связно:
      — Не надо, мне не больно, просто сразу войди.
      — Дело не в боли, — заупрямился юноша и ввёл сразу два пальца.
      Огненное колесо вдруг утихло, свернувшись обратно внутрь Кёджуро и оставив внутри Аказы тлеющее тепло, заставляя его жадно простонать на ухо мечнику:
      — Мм, почему?
      Через пару мгновений Кёджуро понял, что Аказа имеет в виду остановку огненного колеса и, дернув бровью, выдохнул:
      — Я не могу сейчас удерживать дыхание.
      От осознания этого тело демона неконтролируемо и до боли сладко сжалось. Чтобы Кёджуро не смог удерживать концентрацию? Такое бывает? Это правда происходит из-за него? Демон сжал зубы, ощутив, как его растягивают горячие пальцы — непривычное чувство, но ему плевать, главное, что это делал именно Кёджуро.
    Его десятки раз пронзали и резали катаной, копьями и стрелами, рвали зубами, так что он полностью остыл к физической боли. Зато перед чувством наслаждения и удовольствия он оказался полностью беззащитен и сейчас просто таял в неопытных, но горячих руках Кёджуро. Слыша его сбитое дыхание и чувствуя дрожь, которая его охватывала, он осознавал, что всё это творится с юношей из-за него, что его состояние точно такое же, и от этого осознания терял последние крупицы разума.
      Он выгнулся, против воли оторвавшись от Кёджуро и его восхитительной шеи, когда тот задел внутри какую-то чувствительную точку. Мечник довольно вздохнул и снова прикоснулся к этому месту, добавляя третий палец. Аказа в панике понял, что удовольствие накапливается с каждым прикосновением и попытался увернуться, но пальцы снова прошлись там же. Демон замер, стараясь сдержать дрожь, и обессиленно посмотрел в глаза юноши. Его светлая улыбка, полная нежности и какого-то обезоруживающего доверия совсем не вязалась с тем, что он вытворял с демоном пальцами.
      — Аказа, — горячо выдохнул тот, — вот так хорошо?
      Демон упрямо сомкнул губы. Еще ведь не поздно оборвать это безумие.
      — Ну же, помоги мне немного, — прошептал юноша, — это ведь наш первый раз.
      Аказа разомкнул губы в беззвучном стоне и прижал больную руку Кёджуро к стенке бассейна за предплечье, чтобы тот прекратил ею размахивать.
      «Идиот, не надо было её ломать» — проскочила неуместная мысль и тут же исчезла, оставив только глупое упрямство.
      — Первый и последний! — выстонал он: пальцы Кёджуро, не переставая, ласкали ту самую точку.
    — Нет, — нахмурился юноша, убирая руку от него и вынуждая его закрыть рот ладонью, чтобы не заскулить, — нет, уже поздно, Аказа.
      «Что поздно?», — демон был в шаге от того, чтобы рычать зверем от ощущения пустоты, но Кёджуро уже прижимал горячую головку к пульсирующему входу.
      — Уже не отпущу тебя, — ответил Кёджуро на невысказанный вопрос, — слишком сильно люблю тебя! — и вошёл глубоким рывком.
      Сознание демона поплыло, словно клубы пара над бассейном, время как-то слишком злобно шутило: одна секунда неимоверно растянулась, словами Кёджуро пронзая всё его существо насквозь.
   «Уже не отпущу тебя, слишком сильно люблю тебя!»
      Он попытался вырваться из этого странного марева, с трудом сглотнув ком в горле и всё ещё сжимая пальцы на руке Кёджуро.
      «Уже не отпущу тебя, слишком сильно люблю тебя!»
      Что, чёрт возьми, что?
      Кёджуро сделал короткий толчок и остановился, осознав, что Аказа слишком сильно сжимает его явно не от боли, но наверняка от шока: взгляд демона уплыл куда-то вглубь его сознания прежде, чем он зажмурился. Юноша прикоснулся ладонью к его лицу, прикладывая всю свою волю к тому, чтобы не начать вбиваться в него со всей силой, как того требовало жадное тело, игнорируя боль в треснувших рёбрах.
      Не зная, что ещё сказать, он мягко дотронулся губами до его сжатых в плотную линию губ, повторяя касания снова и снова, поглаживая пальцами короткие взмокшие волосы на шее.
      — Аказа, — тихо позвал он.
      Демон открыл глаза и уставился на него, затем посмотрел вниз и снова поднял взгляд к его лицу. Его лицо покраснело до самых ушей настолько сильно и быстро, что член Кёджуро дёрнулся, ещё сильнее затвердев, когда он увидел всю эту палитру на отмеченном лице. Мечник потянулся за поцелуем, невольно заставив демона чуть сместиться, и когда их губы соединились, они оба ощутили трение внизу. Демон плавно двинул бёдрами, и юноша наградил его восхищённым вздохом.
      Тогда Аказа повторил движение. Кёджуро опустил руку вниз, подталкивая поясницу демона на себя в нужном ритме. Демон беспомощно выдохнул сквозь зубы: горячая твёрдая головка прошлась по той самой точке внутри него. Ещё движение, ещё и ещё: они снова упали в свой пылающий мир, где было невозможно оторваться друг от друга, от губ и от взглядов, от розовых трепещущих ресниц, от пламени золотых волос, от горячей тугой наполненности и смешанного дыхания.
      Когда Кёджуро подбросил бедра сильнее и переместил руку на член Аказы, вначале осторожно, затем всё смелее поглаживая его, демон не выдержал и простонал в голос, выгнув спину. Юноша различил слова по движению его губ и вновь замедлился, пытаясь понять, что он говорит.
      — Хаах… по аромату, мм… настоя... Ааа!
      С каждым толчком демон выстанывал нечто совсем непонятное, что уплывшее сознание Ренгоку не сразу сумело распознать.
      — Двадцать… ах! Двадцать первое… мм! декабря! Да, вот так, да-а!
      Кёджуро послушно толкнулся сильнее, не сдерживая себя и просто наслаждаясь восхитительной картиной лица Аказы, потерявшегося в удовольствии. Изломанные в экстазе брови и мокрые ресницы, туманный взгляд, переполненный чувственной влагой, и такие гибкие, сильные движения, а самое сладкое — закушенные клыками губы с ниткой слюны.
      «Это всё из-за меня», — распалила сильнее гордость.
Это заставляло потерять всякий контроль — он уже итак проигнорировал жуткую боль в рёбрах, сбил концентрацию дыхания, а Аказа уже давно выпустил его сломанную руку из ослабевших пальцев. Только бессвязные слова демона никак не поддавались пониманию.
      «Что он любит, и что не любит. Как относится к искусству. Куда ходит в те ночи, когда он не со мной. Откуда это имя, настоящее ли оно. Почему так приятно пахнет ночными цветами. Когда его день рождения, носит ли он другую одежду и как распознает чай по аромату…»
      Понимание ударило в голову, словно молотом, выбивая из тела оргазм на грани боли, прошивая каждую кость и каждую клетку.
      «Он ответил. Ответил! Ответил мне»
      Именно так, именно сейчас, в таком смятённом состоянии, демон решил вытолкнуть из себя хоть что-то в ответ на искренние чувства Кёджуро. Плевать, что подслушал, неважно, что не на все вопросы ответил — там, наверное, целый список глупостей, — главное, чтобы юноша понял, что он и правда хочет дать ответ.
      Сломанная рука грызла тупой болью, когда Кёджуро обнимал содрогающегося в экстазе демона на нём, — юноша быстро вскинул взгляд, чтобы ничего не пропустить, и был вознаграждён: Аказа прижался к его рту даже не поцелуем, а просто прикосновением, выдыхая стон удовольствия прямо в его губы.
      Через мгновения демон смерил его лицо взглядом и спрятал своё лицо у него на шее, едва дыша и всем телом стараясь прижаться ближе.
      Кёджуро гладил его спину, всё еще слегка подрагивающую от отголосков оргазма, наслаждаясь высказанным доверием, и не спешил возвращаться к реальности — хотелось ещё хоть немного побыть в этом глупом счастье.
      Ведь это не похоже ни на что — ни на бой, ни на победу, ни на теплоту дружбы.
      «Немного похоже на приручение молнии», — улыбнулся про себя Кёджуро, вдруг чувствуя, как самая дикая молния на свете обмякла, кажется, уснув глубоким сном.
      Спят ли вообще демоны?
      Некогда было припоминать исследования — нужно было позаботится о нём.
      Исхитрившись подхватить Аказу под колени левой рукой, он опёр его спину на свои правые плечо с предплечьем и встал из бассейна, только сейчас осознав, что они здесь натворили: из купальни расплескалась часть воды, в оставшейся плавала их одежда и её лоскуты, а еще часть воды была просто выпарена жаром тела и энергии Кёджуро.
      Немного стыдно, но ничуть не жаль, ни капельки.
      Ренгоку донёс спящего демона до промежуточной комнаты и увидел, что шкаф со сложенной чистой одеждой оказался потайной дверью, которая теперь была гостеприимно распахнута, перегораживая в открытом виде половину пространства комнаты: трудно не понять этот намёк.
      В просторной комнате не было ни единого окна. Зато были расстелены два больших, пушистых футона, расставлены фонарики со свечами, на столике стояла вода в кувшине и полотенца, рядом со сложенной запасной одеждой. Старания подопечных Аказы невозможно было не оценить по достоинству. Хотя это и означало, что они слышали или даже видели, что только что происходило в бассейне… Ну и ладно, пусть.
      Самих девушек нигде не было ни видно, ни слышно, да и Кёджуро чувствовал, что они где-то в другой части дома.
      Уложив демона на футон, он подумал минутку, стоит ли одеваться, и усмехнулся от этой мысли, покачав головой. В конце-концов, находясь без одежды, Аказу можно будет гораздо быстрее согреть, если он снова решит замёрзнуть.
     Мечник потянулся было перевернуться на бок, чтобы было удобнее наблюдать за спящим, но усилившаяся боль в рёбрах дала о себе знать, и он лёг ровно на спине, восстанавливая концентрацию дыхания и разгоняя по телу свою пламенную ки, стараясь доставать до самых кончиков пальцев.
      Теперь ему было жизненно необходимо выздороветь как можно быстрее: возможно, предстояло с боем вырывать любимого демона из-под власти Кибутсуджи. Он не знал, как именно, но он точно должен быть готов абсолютно ко всему. Пусть Шинобу вколет ему паралитик — догонит он потом свои тренировки, только бы быстрее срослись кости.
      Он откровенно сглупил, потеряв столько времени.
      С другой стороны, если бы не их тренировки…?
      Нет смысла думать об этом сейчас. Вдох, выдох. Вдох. Глубже.
      В один миг он кристально ясно ощутил на себе взгляд демона, повернул голову набок и не ошибся: титулованный взгляд осознанно впивался в него, отражая тусклый свет фонариков. Аказа лежал неподвижно, прожигая его глазами.
      Пальцы Кёджуро коснулись его руки, невесомо и нежно сжимая ладонь.
      — Ты родился двадцать первого декабря? — едва слышно, словно это была тёмная тайна, спросил мечник.
      — Да, — выдохнул Аказа так же тихо, — или двадцать второго. Точно уже не узнать.
      — Ночь зимнего солнцестояния, — понял Кёджуро. Такую дату трудно было бы спутать с другой.
      Самая длинная ночь в году, самая тёмная и холодная. Ночь, разделяющая время — с момента солнцестояния дни начинали увеличиваться, каждый день света было всё больше и больше. Словно надежда, рождённая во тьме и холоде. Конечно же, именно в такую ночь и родился Аказа.
      — А что там с чаем? — тепло спросил мечник, поглаживая отмеченные пальцы, спрятанные в тепле футона.
      — Люблю чай. Перепробовал все сорта. Самый лучший — как раз тот, который ты тогда пил.
      Что он любит, и что не любит. Как относится к искусству. Куда ходит в те ночи, когда он не со мной. Откуда это имя, настоящее ли оно. Почему так приятно пахнет ночными цветами. Когда его день рождения, носит ли он другую одежду и как распознает чай по аромату.
      Аказа сонно прикрыл глаза, продолжая говорить.
      — Не люблю Доуму, просто ненавижу ублюдка.
      — Хм?
      — Жрёт исключительно девушек, тупой трусливый паразит.
      Несмотря на жестокую ругань, Кёджуро счастливо улыбнулся, чуть-чуть ближе придвигаясь к Аказе. Тот, заметив его движения, словно смягчился.
      — Конечно, я ношу другую одежду. Просто в одних хакама удобно сражаться. Ночи, когда я не с тобой, провожу лёжа в цветах флокса — чтобы тебе вкуснее пахло.
      Кёджуро тихо засмеялся на шутку демона и с тающим внутри удовольствием услышал и его короткий смешок.
      — Нет, правда, я не знаю, откуда ты слышишь этот аромат. Искусство я плохо понимаю, так как там в основном про чувства, на которые я не способен.
      Аказа коротко вдохнул, будто желая сказать что-то еще, но замолчал, смыкая губы. Нетрудно было угадать, о чём именно он не решался сказать.
      Что он любит…
      Кёджуро счастливо улыбался. Уже всего того, что сказал сейчас демон, заставит его быть счастливым по меньшей мере ещё год. И вообще, разве можно торопить такие слова?
      — Тебе нравятся снег и фейерверки, — утвердительно прошептал юноша.
    — Да, — ответил Аказа, — это доброе воспоминание о Коюки.
      Неуловимым, плавным движением он перетёк на грудь Кёджуро, стараясь не давить на рёбра. Тот довольно вздохнул, обнимая его левой рукой и, проваливаясь в сон, услышал лишь шёпот о том, что демон полюбил тепло.