Ты ненавидишь дождь?

Часть 10

Утро началось холодно и неприятно. Понедельник, как-никак. Все же просыпаться рано, когда улица ещё тонет в холодном полумраке, а комната полна ледяного воздуха, не самое приятное занятие, а особенно если предрассветную тишину нарушает отвратительно раздражающий звон будильника, что так и режет слух, будто находя в этом особое, извращённое удовольствие.

Федор вздохнул, потянулся к источнику неприятного звука и быстро опустил руку на кнопку выключения, стараясь как можно быстрее погрузить комнату в лускающую слух тишину. Еще с минуту понежившись под теплым одеялом, в остатках уже уходящего сна, хватаясь за осколки сновидений, что так ласково окутывали его сознание, даруя сладостный покой, Достоевский повернул голову в сторону и уставился на шатена, что все так же продолжал лежать с закрытыми глазами, но, как мог судить русский по его дыханию, уже не спал. Преподнявшись на локтях и слегка сдвинув волосы со лба Осаму, черноволосый нежно коснулся губами обножившейся гладкой кожи кареглазого.

-Доброе утро, мой хороший.

-Мммм… Доброе… Постой! Ты уже уходишь?

Казалось, юноша и не слышал звон будильника, проснувшись лишь от поцелуя Федора. Шатен выглядел сонно, но даже со спутанными и топорщившимися, как сучки в вороньем гнезде, волосами, он был потрясающе, необъяснимо прекрасен, будто окружённый сияющим ореолом небожитель, что сошел из-за облаков.

Не сдержавшись, обладатель аметистовых глаз снова рухнул на прежнее место, предвинувшись к Дазаю и уткнувшись тому в лохматую макушку, втягивая носом такой родной аромат — сладковатый, с терпкими, даже горкими нотками, что не давали запаху стать слишком приторным. Яблоко, грецкие орехи, полевые ромашки, имбирное печенье, гвоздика, бадьян, кардрмон, карамельный кофе, озон, мед, корица — чем больше черноволосый вдыхал, тем больше чувствовал разнообразных оттенков аромата. Такой уютный… Пальцы русского закрылись в чужие волосы, в мягкие, шелковистые пряди, перебирая их, наслаждаясь тем ощущением непередаваемого комфорта, что эти прикосновения ему дарили.

-Федь…

Шатен не сказал, а почти выдохнул имя черноволосого тому в ключицы, обжигая невероятно чувствительную, бледную и холодную кожу своим горячим дыханием, что заставило русского слегка вздрогнуть.

-Осаму, мне на работу надо…

Как-то нерешительно, будто бы сомневаясь в правильности своих слов, протянул Достоевский, не отпуская, впрочем, шатена из своих объятий.

Обычно Федор работал из дома, занимаясь написанием программ, кодов и тому подобного, но сегодня ему было просто необходимо приехать в офис, по крайней мере, по словам его начальника. Так что как бы русскому не хотелось подольше остаться с кареглазым, он должен был вставать. Весьма прискорбно, но, увы, ничего не поделаешь. Надо, значит надо надо. Собрав все свою силу духа, черноволосый всё же встал и зябко повел плечами, ежась от холода. Быстро подхватив свою одежду, висевшую на спинке стула, он поспешил прямиком в ванную.  Наскоро приняв душ( было мокро, холодно и неприятно, но зато помогло окончательно вернуться в реальность, сбросив последние оковы сна), Федор надел свободную белую рубаху, черные широкие джинсы на высокой талии и черный же галстук. Вся одежда была слегка помята, ибо довольно долго висела не слишком ровно, что, впрочем, не слишком смущало Достоевского.

***

Завтракали парни оладьями, приготовленными шатеном. Те были румяные и ужасно вкусные, пускай и слишком сладкие, что, впрочем, нисколько не ухудшало их чудесный вкус. Федор с удовольствием поглащал еду, наслаждаясь едой и слушая кареглазого. Тот без умолку щебетал, пересказывая сюжет своего сна, что увидел этой ночью.

-Мы с тобой бежали по полю в сумерках,  и все вокруг такое красивое было, такое волшебное! А потом ты меня обнял и повалил в траву, и мы лежали рядом и смеялись. И пахло так хорошо: скошенной травой, медом, цветами, дождем, и.... Свободой? А еще мне было холодно, и ты накрыл меня своей кофтой.... И мы сидели, разговаривали, смеялись, и мне так хорошо было, уютно, а потом мы венки плели, а потом...

Осаму слегка замялся, и черноволосый вопростительно выгнул бровь, ожидая продолжение.

-А потом я проснулся....- шатен вздохнул, и как будто несколько поник, но не прошло и минуты, как на него снова вернулось обычное восторженное вырожение. Доев, Федор вымыл тарелки, и юноши вышли в коридор. Дост одевался, а кареглазый вертелся вокруг, беспрестанно рассказывал что-то, делился планами на день, переодически вставляя советы для обладателя фиалковых глаз и давая "наставления":

-На обед приготовлю лапшу, ты не против? Хорошо... Не забудь надеть шарф! И зайди, пожалуйста, в магазин по пути, у нас молоко и гвоздика кончились. Так, что ещё?... Ах да, сладкие перцы! И помидоры. Федь, и можешь на почту зайти, мне посылка пришла? О, точно мусор! Выкинешь?

Федор лишь кивал, запомная просьбы Дазая и стараясь не потеряется в потоке информации. Наконец, закончив сотсборами, Достоевский, с мусором в одной руке и папкой с документами в другой, мягко поцеловал кареглазого и отправился на работу.