Винни и мы с Поком подошли к палатке. Я была вынужден держать пса и все время его успокаивать, потому что он все наровил броситься на парня, который гремел цепью. Пок воспринимал это как угрозу. В обычной обстановке Пок довольно миролюбив. Пэйтон-Пэйтон Мурмаер, так звали парня.
У меня за спиной послышался звук расстегиваемой молнии. Винни, согнувшись, полез в палатку. Из нас троих он был самым высоким и массивным.
— Можете посветить? Ни черта не видно.
— Секундочку…
Я выпустила Пока и подошла к Пэйтону. Внешне он чем-то походил на меня. Вжавшись лицом в скалу, он казался скалолазом на маршруте свободного лазания: заостренные скулы, подбородок опирается о карниз, запавшие глаза глядят пристально, не мигая. Пэйтон Пэйтон Мурмаер… Я готова была отдать руку на отсечение, что ему не больше двадцати. Интересно, смешение каких кровей дало такие прекрасные голубые глаза? Ведь у арабов это большая редкость.
— Пойдем в палатку. Попробуем хотя бы разобраться, что происходит.
— Что происходит? А я вам скажу, что происходит. Нас похоронили заживо. Вы ведь это мне только что прочли?
Я потрогала письмо у себя в кармане:
— Насчет цепи я уже все перепробовала. Бесполезно. Ладно, пошли.
— А ваш пес? Чего он на меня рычит? Не любит арабов?
— Он тебе ничего не сделает.
— Хорошо бы… Только не это… — Пэйтон подошел, вызывающе коснувшись Пока.
Пес заворчал, но не пошевелился. Пэйтон нырнул в палатку. Этот паренек, хоть и невелик ростом — не выше 175 сантиметров — и явно в весе пера, но энергии ему не занимать. Я испугалась, как бы он не наэлектризовал нашу компанию.
Я приказала Поку лежать и тоже вошла в палатку. Она была просторная, метра четыре в длину и два в ширину. Как и наши цепи, ее колышки были вбиты в скалу.
Пэйтон замахал руками у меня перед носом:
— А перчатки? Где мои перчатки?
— Сожалею, но здесь только две пары.
— Только две? Но нас ведь трое?
Винни ничего не сказал, только натянул на руки рукавицы и забрал себе спальник, сунув его под мышку. Пэйтон схватил металлический ящик с кодовым замком и встряхнул:
— А что там?
— Посмотри сам.
Я тоже потрясла ящик. Он явно тяжелее, чем если бы был пустым, и какой-то предмет внутри его ударялся обо что-то мягкое. Что же до замка… Пожалуй, через некоторое время я размолочу его камнем… В худшем случае нам останется подобрать комбинацию цифр. Их шесть… Значит, миллион вариантов… Невозможно.
— Понятия не имею, что там.
Он выхватил ящик у меня из рук, вышел из палатки и принялся швырять его о скалу. Два раза, три… На сейфе даже царапины не появилось.
Пэйтон вернулся в палатку и властно щелкнул пальцами:
— Письмо… Прочтите-ка мне это чертово письмо.
Я протянула ему письмо, стараясь угадать в его взгляде хоть искру, которая подсказала бы мне, что я знаю этого неведомого мне паренька. Прошло несколько секунд, и он прижимает письмо к моей груди:
— Что вы такое сделали, чтобы я здесь оказался?
Я осторожно положила шприц возле стенки палатки.
— Сдается мне, ты меня невзлюбил. Почему?
— Почему? У вас фонарь, перчатки, у вас цепь длиннее, чем у меня, и у вас собака. Вот почему!
Подошел Винни. Он так и не расстался со спальником, и у меня возникло подозрение, что он вообще собрался надеть его на себя и в нем ходить.
— Это верно. Зачем здесь собака? У меня тоже дома собака. Почему только у вас такая привилегия?
— Вы называете это привилегией?
— В такой дыре — конечно да.
— Прежде чем разобраться с этим, нам надо понять, что с нами произошло. И поразмыслить над тем, что написано на наших спинах.
Пэйтон не сводил с меня глаз. Уже по тому, как он стискивал зубы, я догадалась, что парень он вспыльчивый, и такой характер выковался, скорее всего, на улице. Этих ребят из пригородов, с вечно свирепым лицом, я видела на телеэкране. У меня создалось впечатление, что парень на все горазд. Гетто, всяческие рисковые кульбиты, сожженные автомобили… Он подышал на руки, все так же пристально глядя на меня:
— А в чем ваше-то преступление?
— Преступление? Я не совершала никакого преступления. Может, ты? Это ведь у тебя на спине самая ужасная надпись.
YOU ARE READING
DIZZINESS
Mystery / ThrillerЕсть тайны, которые невозможно облечь в слова... Но отчего порой мы готовы умереть, ради того, чтобы скрыть их?