chosen by the sinner

28

Лалиса

Сидя в кабинете доктора Хван, я изо всех сил стараюсь сохранять внешнее спокойствие, в то время как внутри я вне себя.
Мои глаза прикованы к моей правой руке.
Я могу справиться со шрамом.
Иисус.
Я потеряла функцию мизинца и безымянного пальца, и никакие физиопроцедуры не помогли. Они навсегда застряли в слегка согнутом положении.
— Нам повезло. По крайней мере, твоя рука функционирует на восемьдесят процентов. — говорит доктор Хван.
Я киваю, звук сверления почти заглушает ее голос. Я загоняю это в самый глубокий уголок своего сознания, чтобы сосредоточиться, пока она дает мне инструкции о том, как ухаживать за раной, пока она полностью не заживет.
В тот момент, когда она заканчивает, я говорю:
— Спасибо. — Я смотрю на Чонгука . — Пойдем.
Сейчас.
Вытащи меня отсюда, блять.
Гук пожимает руку доктору Хван и благодарит ее, прежде чем выкатить инвалидное кресло из кабинета.
Быстрее.
Коридор кажется слишком длинным, верхний свет слишком ярким.
Закрывая глаза, я представляю себя плывущей по океану, волны мягко покачивают мое тело.
Вдохни.
Задержи дыхание на пять секунд.
Выдохни.
Я повторяю процесс, делая все возможное, чтобы заглушить звуки вокруг меня.
— Лиса?
Я чувствую руку Чонгука на своей щеке и открываю глаза под его обеспокоенным взглядом.
Я медленно опускаю взгляд на свою дрожащую руку. Опухшая кожа в том месте, где были сняты швы, не привлекает моего внимания. Я смотрю на свои пальцы, пытаясь заставить их двигаться.
Только три сгибаются и разгибаются, два других ничего не делают.
В них все еще течет моя кровь.
Светло-голубой лак для ногтей облупился, и ногти нужно подстричь.
Они больше не часть моего тела.
Мой мозг не может связаться с ними.
— Amore mio?
Я поднимаю глаза на лицо Гука, и Бог знает, откуда у меня берутся силы, но я почему-то улыбаюсь ему.
— Пойдем домой.
Мы оказываемся рядом с G-Wagon, но Чонгук не двигается с места. Он садится на корточки передо мной, его обеспокоенный взгляд изучает мое лицо.
— Поговори со мной.
— Я в порядке. — В моем голосе нет ни малейшего признака беспокойства.
Никаких признаков хаотических эмоций, борющихся в моей груди.
Я никогда ничего раньше не теряла. Я не знаю, как пережить потерю своих пальцев.
Чонгук берет меня за правую руку, и, прежде чем я могу остановить себя, я вырываю ее у него. Я прижимаю руку к груди, как будто защищаю то, что осталось от моей жизни.
— Детка, — бормочет он. Он поднимается на ноги, открывает пассажирскую дверь, затем поднимает меня из инвалидного кресла, и осторожно сажает на сиденье.
Гук обхватывает мое лицо, заставляя меня посмотреть на него.
— Я здесь. Тебе не обязательно быть сильной прямо сейчас.
Слова, я в порядке, вертятся у меня на кончике языка, но я не могу их произнести.
Мой разум говорит мне, что я сильнее этого, но мое сердце оплакивает потерю моих пальцев.
Мои губы приоткрываются, и я пытаюсь сделать глубокий вдох.
Из меня вырывается рыдание, моя левая рука обвивается вокруг талии Чонгука и хватает его за рубашку. Я отстраняю свое лицо из его рук, и зарываюсь им в изгиб его шеи.
Моя гордость улетучивается, тело вздрагивает, и рыдания вырываются наружу.
Руки Гука обхватывают меня, и он прижимает меня к своей груди, когда я ломаюсь.
Я оплакиваю Чанбина и Бан Чана, выметаю из души страх, который испытывала во время пыток. Я черпаю силы в объятиях Гука, чтобы пережить утрату, которую я только что пережила.
Он осыпает поцелуями мою шею и плечо.
— Я держу тебя. Выпусти это.
— Я... ненавижу... быть... слабой, — рыдаю я, уткнувшись в его кожу.
— Ты не слабая, детка. Ты просто полагаешься на меня, пока все перевариваешь. — Его рука скользит вверх-вниз по моей спине, и это успокаивает. — Ты прошла через ад, и я начал беспокоиться, потому что ты все держала в себе.
Когда я немного успокаиваюсь, то отстраняюсь и вытираю слезы тыльной стороной левой руки, моя правая все еще прижата к груди.
— Я не чувствую их, — хнычу я, мой подбородок дрожит. — Я вижу их, но как будто их там нет.
Гук убирает мою руку с груди и целует онемевшие пальцы.
— Мне так чертовски жаль, amore mio.

Меня окружают самые могущественные мужчины и женщины в мире, но ни одна из этих сил не может вернуть мне способность пользоваться моими пальцами.
Это отрезвляющая мысль.
Я всего лишь еще один человек, а не непобедимая принцесса, какой я всегда себя считала.
Мой дух отказывается идти по пути жалости к себе и депрессии. Как и в тот момент, когда сверло вонзилось в мою руку, что-то сдвинулось внутри меня, и сила хлынула по моим венам.
Я могла бы потерять гораздо больше. У меня все еще есть моя нога, и как только она заживет, я снова буду ходить.
Я все еще могу пользоваться правой рукой. Возможно, она выглядит не так элегантно, как раньше, но я справлюсь.
Поднимая подбородок, я проглатываю слезы.
— Я в порядке.
Глаза Чонгука изучают мое лицо, затем он качает головой. Благоговение искажает черты его лица.
— Ты хоть представляешь, насколько ты невероятна?
Я пожимаю плечами.
— Либо смирись с этим и двигайся вперед, либо погрязни в депрессии. Мне есть за что быть благодарной, поэтому я решила сосредоточиться на этом.

Чонгук крепко целует меня в губы, его уважение и любовь обволакивают меня и делают намного сильнее.
— Господи, я так чертовски сильно люблю тебя, Лалиса Чон.
Улыбка расплывается на моем лице.
— Я забыла об этом. У меня не было времени привыкнуть к своей замужней фамилии.
Гук дарит мне еще один поцелуй, прежде чем затягивает ремень безопасности на моей груди и застегивает его.
— Просто на будущее, — говорит он, отстраняясь, чтобы видеть мое лицо, — не скрывай от меня своих чувств. Я хочу, чтобы тебе было комфортно, полагаясь на меня. Мы же команда.
— Хорошо.
Я провожу большим пальцем левой руки по онемевшим пальцам, чтобы напомнить себе, что они все еще там. Может, они и не функционируют, но, по крайней мере, они все еще там.