Хижина Дяди Тома

ГЛАВА XXVIIIНе суждено!

Неделя проходила за неделей. Волны жизни снова сомкнулись над пучиной, поглотившей маленькую ладью, ибо повседневность не считается с нашими чувствами и властно заставляет нас покоряться своей воле.

Все интересы и надежды Сен-Клера незаметно для него самого сосредотачивались раньше вокруг дочери. Ради Евы он устраивал свои денежные дела; применяясь к ней, распределял свое время. Все делалось для Евы, и Сен-Клер так привык к этому, что теперь, когда ее не стало, ему нечем было заняться, не о чем было думать.

Но теперь он более трезво и серьезно смотрел на свое отношение к невольникам и вскоре после переезда в Новый Орлеан начал хлопоты об освобождении Тома. Оставалось проделать только кое-какие формальности, и Том был бы свободен. А тем временем Сен-Клер все больше и больше привязывался к своему слуге, видя в нем живое напоминание о Еве. Он почти не отпускал его от себя и при всей своей скрытности и замкнутости чуть ли не думал при нем вслух.

– Ну, Том, – сказал он на другой день после того, как ходатайство об освобождении было подано, – скоро ты будешь свободным человеком, так что складывай свои вещи в сундучок и готовься к отъезду в Кентукки.

Радость, вспыхнувшая в глазах Тома, и его возглас «Слава создателю!» неприятно удивили Сен-Клера. Он не ожидал, что его слуге будет так легко расстаться с ним.

– Не понимаю, чего ты так возликовал! Разве тебе плохо живется у нас? – сухо спросил он.

– Нет, что вы, хозяин! Не в том дело. Я радуюсь, что стану свободным человеком.

– Да тебе будет хуже на свободе.

– Нет, никогда, мистер Сен-Клер! – горячо воскликнул Том.

– Ты не сможешь одеваться и кормиться на свои заработки так, как тебя кормят и одевают у меня.

– Я это знаю, мистер Сен-Клер, знаю. Но лучше ходить в отрепьях и жить в лачуге, только чтобы это было мое, а не чужое. Ничего не поделаешь, хозяин, такова, видно, природа человеческая.

– Может статься, ты прав, Том... Ну так вот, через месяц-другой мы с тобой расстанемся.

На этом их разговор был прерван, так как Сен-Клеру доложили о приезде гостей.

Мари чувствовала утрату дочери, насколько ей вообще дано было чувствовать что-либо, а так как она не умела страдать в одиночестве и обладала способностью делать несчастными всех вокруг себя, ее слуги имели все основания вспоминать Еву, которая своим заступничеством столько раз спасала их от нападок деспотической и придирчивой хозяйки. Что же касается бедной няни, оторванной от семьи и находившей единственное утешение в своей любимице, так для нее смерть Евы была неизбывным горем. Она плакала день и ночь и не могла с прежней расторопностью ухаживать за хозяйкой, чем непрестанно навлекала ее гнев на свою беззащитную голову.