Абсолютная Гравитация

DARKSHINES

  Подумай, прежде чем подумать.
Чжан Исин постиг значение этой фразы, когда понял, что не в силах просчитать последствия желаний. А они в свою очередь всегда оказывались беспощадны: душили все светлое в голове, раздирали сознание, кусались, пока он не озвучивал их, обжигая при этом язык и заставляя с горечью чувствовать, что сказанного уже не воротишь. Исин так хотел остановить рой прытких мыслей, без передышки отправляющих слова, выпорхнувшие с губ и меняющие всю его жизнь в одно мгновение. Но не было этому противоядия. Оставалось только смириться, отравлять людей своими желаниями или изводиться самому.

Раньше он думал, что причина бед, происходящих с окружающими его людьми, была ничем иным как совпадением. Но случайны ли случайности? К чему, вы спросите, весь этот каламбур? Разве можно спланировать полет сосульки, самой обыкновенной, на голову такого же ординарного, ничем не выделяющегося из толпы, прохожего? Спросите ли вы: «Почему именно он?»

А почему бы не он?

Маловероятно, что кто-то специально выбрал среди тысячи пешеходов жертвой именно студента третьекурсника с факультета журналистики, что днем назад оказался вовлечен в драку. Крайне несправедливую, где четверо избивали одного. И что с того? Подумаешь, драка. Пусть и нечестная. Разве подобное заслуживает смерти? И вряд ли она связана со словами избитого до неузнаваемости Чжана Исина: «Чтоб вы сдохли. Я буду танцевать на ваших похоронах»

Кто же в наше время верит в силу проклятия, абсурд, не согласны? Каждый завтра может выйти из дома и не вернуться обратно, а причин тому будет бесконечный рой.

Вот Фей - самая красивая и умная девушка в спальном районе Чанша, в прошлом году ненароком уронила посреди улицы трезвонящий телефон и уже в следующий миг оказалась сбитой насмерть машиной. Совершенно случайно. Лишь из-за того, что ее любимый мужчина захотел именно в тот миг выяснить причину их внезапного разрыва. А ее он узнал уже на похоронах: младший брат очаровательной Чжан Фей не захотел сестре мужа старше нее на полные девятнадцать лет.
И только сам Исин уже был уверен, как никогда, что не телефон виновен в смерти сестры, а он сам.

«Лучше бы ты умерла, чем позорила нашу семью».

В ту же секунду он почувствовал яд слов на своем языке, задрожал всей сущностью, но не остановился.

«Не хочу тебя видеть. Никогда!»

Он не хотел, чтобы соседи, какие-то там господин и госпожа Лян, говорили: «Фей продает себя, ведь тот богач совсем старик. Тут белыми нитками шито».
Не терпел мысли, что оказался эпицентром грязных сплетен; никчемным братом, не умеющим заменять отца; просто неудачником. Ведь сестра пошла по рукам стариков. И совершенно не важно, что Фей каждый раз перед закрытием университетской библиотеки, где работала практически с самого своего выпуска, с замиранием сердца ожидала Лу Иана. Не важно, что впервые за всю свою жизнь надела платье – кобальтово-синее в белый горошек, лишь бы стать чуточку похоже на Сабрину из одноименного фильма, которая так нравилась любимому мужчине, что приходил к ним читать регулярно.
Но кого интересовали чувства, пусть и искренние? Кому есть до них дело? Слишком много вопросов и еще больше оправданий эгоизма, с самыми изощренными аргументами, лишь бы добиться желаемого. Ведь этого хотел он, центр вселенной, глава семьи – Чжан Исин.

А желаниям свойственно сбываться.

Это Исину говорили еще тогда, после драки, когда последний оставшийся в живых из тех студентов, что избивали его на заднем дворе спортклуба, обвинил Чжана в смерти друзей. Несчастный молодой человек плакал навзрыд, попутно срывая с себя повязки и катетер от капельницы, дабы суметь подобраться ближе и придушить пришедшего его навестить виновника всех бед. Все трое обидчиков оказались мертвы из-за несчастных случаев, а четвертый чудом выжил, но был обречен остаток жизни провести в инвалидной коляске.

«Сгинь! Не смей больше сюда приходить, мразь! Это все ты! Ты и твой поганый рот! Я боюсь тебя и твоего грязного рта»

В памяти Исина стали все чаще всплывать эти слова. И он тоже начал бояться: самого себя и своих желаний. Страх съедал его по кусочкам, заставлял цепенеть от ужаса и безысходности. Никто не мог помочь разобраться с проклятием, некому было опровергнуть эти жестокие умозаключения. Исин даже не решался рассказать о своих догадках, хотя, вряд ли кто поверил. Приняли бы за сумасшедшего и дело с концом. Оставалось терпеть и научиться самостоятельно искоренять нежеланный дар. Только с каждым месяцем, с каждой прочитанной книгой о проклятьях, колдовстве, ментальном контроле и прочей белиберде Чжан чётче сознавал, что выхода нет. Точнее он есть, но лишь для потока смертоносных желаний, что вырывались изнутри, несмотря на сопротивление. Его будто лихорадило, сознание туманилось, стоило кому-то вывести из себя, и если Исин не выговаривал весь яд, что черным туманом отравлял мысли, то можно было и задохнуться, откусить язык, сойти с ума.
Замуровав единственное окно плотными шторами цвета божоле, он заблокировал доступ солнечных лучей в свою комнату на втором этаже, запретил матери подниматься к нему и уговаривать выйти пообедать, после того вечера, когда последняя вернулась с коротко постриженными волосами. Длинная коса оттенка сахаристого хереса, что постоянно менялся из-за безжалостных лучей солнца, что так любила расчесывать Фей большим серебряным гребнем с синим камушком посередине, была оставлена в салоне красоты напротив их дома.
Госпожа Чжан каждую полночь стояла возле двери сына, которого, казалось, тоже скоро потеряет, с таким рвением он разрушал свою жизнь и мир вокруг себя. Но ей ни разу не удалось остановить его, оградить от черной распутной ночи, не выпускающей из своего порочного лона до рассвета. Исин, несмотря на все уговоры и угрозы матери уходил, громко хлопнув дверью. Его кратковременное забытье в виде мотоцикла и компании сумасбродных байкеров не избавляло от тисков воспоминаний, воскрешающихся невольно ветром, бродившим в тесных улочках городка. Он помнил все и сам остался неизменным. Все так же был пропитан нотками прелого сена, что на самом деле являлось всего лишь отравляющим фосгеном, сыростью и неизбежностью событий. А ведь Исин и Фей всегда воображали, что щедрый зефир делился с ними сладким ароматом далеких деревень, бережно донесенным до каменных джунглей, чтобы обрадовать местных детишек. Каждый залитый медовым солнечным цветом эпизод былых лет, которых уже не вернуть, заставлял Чжана стискивать зубы и подавлять желание разбить голову стену.
Как же сильно ему хотелось безжалостно выкинуть все, без чего жизнь кажется бесцветной. Зачем теперь ему краски, когда любоваться ими совесть не позволяет? Какое у него право жить и наслаждаться тем, что отнял у других?

Правильнее уйти, сбежать. Да, пожалуй, это лучший выход.

Первые месяцы после смерти сестры были самые трудные. Исин дрожал от страшной мысли вновь кому-то навредить и старался избежать контакта даже с собственной, убитой горем, матерью, чьей единственной опорой являлся. Бесполезный и никчемный он только и умел, что раздражаться по мелочам и в исступлении выбегать из дома, закрыв ладонями рот. Вскоре страх и боль заменило безразличие – пустое и молчаливое. Казалось, что в состоянии апатии от него вреда будет меньше, но, увы. Бедная госпожа Чжан не имела понятия, как вернуть к жизни сына. После окончания университета он не стремился ни к чему. Подобно тени, бродил днем в своей комнате, скрипя сосновым полом, и только тем самым подавая признаки жизни. Не выходил из заточения до исчезновения последних крупиц света за горизонтом и возвращался при первом их появлении. А еще он пугал ее выходками, казалось бы, совершенно безопасными для него и окружающих, ведь сын не баловался наркотиками, не воровал, не хулиганил, а всего лишь убивал. Нет, вы не подумайте, не людей. Так, всякую мелочь: мышей, птиц, рыбок, иногда попадались зверушки покрупнее, но с ними было много возни, много грязи после, а вот лягушку просто можно спустить в унитаз и дело с концом.
Если вы считаете, что Исин свихнулся настолько, чтобы получать удовольствие от умерщвления несчастных существ, то глубоко ошибаетесь. Пожалуй, это стало единственным, что продолжало интересовать парня: видеть в действии новую неразлучную подругу – Смерть. Как она искусно забирала, засасывала последние молекулы кислорода из легких; энергию из крохотного сердца, удары которого постепенно растворялись в тишине. Отчаявшись найти избавление от прислужницы Аида, Исин начал изучать ее во всех изощренных проявлениях. Книжки о разных способах умерщвления заменяли друг друга с неимоверной скоростью; тетради и блокноты были исписаны названиями ядов, информацией о том, как они действуют, с какой дозой и скоростью лишают жизни. Было изучено множество проклятий и способов избавления от них, но того единственного, что требовалось ему самому, так и не нашлось. Даже схожих случаев не встретилось.
Что же оставалось? Смириться? Превратиться в безвольную игрушку в руках Старухи с косой или же самому упокоиться? Но, знаете, странно то, что последняя мысль, почему-то не посещала его никогда. Что-то продолжало держать молодого человека здесь, в постоянной муке и сожалениях, давать силу, подобно крохотному лучику света, которому все же удалось просочиться в сумрачную комнатушку из щели под подоконником. Был ли он надеждой, хромой, хрупкой, похожей на мамину веру в то, что она не потеряет еще одного ребенка. Исин не стал забивать щель ничем и, вот как сейчас, долго наблюдал за тонкой струйкой света, где хаотично, беспечно плавали пылинки.

- Исин, давай поговорим, - донеслось с той стороны двери, где пока еще обитало солнце.

Ответа не последовало.

- Сынок, так больше не может продолжаться. Ты меня убиваешь, изо дня в день, убиваешь своим нежеланием жить, - бесцветным голосом произнесла женщина.

- Никогда больше не смей говорить мне такое, - приподнялся на локтях молодой человек, лежащий на узкой кровати у стены.

- Но это правда, - продолжила она, на тон повысив голос.

- Нет! – рыкнул Исин, комкая в руках одеяло на кровати, - не правда! Я не желаю тебе смерти! Не желаю! Не хочу!

- Тогда прекрати так жить, пожалуйста. Ради меня, пожалуйста, - взмолилась женщина, и Исин ярко представил, как она, в том царстве слепящего света, заламывает свои руки.

- Что ты хочешь? - едва слышно проговорил Чжан, слегка успокоившись. Он уже практически научился контролировать тот безудержный гнев, что был словно маленький прыщик, готовый от малейшего прикосновения прорваться гнойником. Тогда на помощь приходили руки, плотно сжимающие непослушные губы. Но, бывало, и они не подчинялись.

- Хочу, чтобы ты жил; любил; завел семью; вновь заполнил, ставший похожим на гробницу, дом! Исин, только это утешит меня, только это.

- Я не имею права, мама, прости, - все так же шёпотом ответил Исин, не разрешая словам матери даже коснуться сердца.

- Как это не имеешь? Да кто так решил? – возмутилась женщина.

- Ни я и не ты, - равнодушно ответил он, уже практически свыкшийся со своей участью.

- Тогда кто?

Чжан оставил вопрос без ответа. Он никогда не произносил имя своей хозяйки вслух ровно так же, как и не хотел слышать о ней от других.

- Сынок, давай поговорим, - не сдалась мать, - мне позвонила твоя тетя Лин. Помнишь, ты ездил к ней на летние каникулы?

Странно было бы забыть об этом, ведь те каникулы были единственные, проведённые без Фей. Она уехала на две недели в Корею по обмену, а Исина отправили в маленький городок, к папиной сестре, чтобы тот не чувствовал себя обделенным. Но Чжан никогда не завидовал сестре, он умел радоваться за нее даже больше, чем за себя. А у тети Лин ему очень понравилось, ведь она была самой красивой и энергичной тетенькой, из всех, которых ему удалось повстречать на этом свете. У Лин были длинные блестящие волосы цвета вороного крыла и болотно-зеленые глаза, слегка обрамленные парочкой тонких ниток морщин. Они придавали ее взгляду улыбчивость и теплоту. Несмотря на свою занятность, ведь тетя владела лечебным пансионатом и одна-одинешенька управляла им, они каждый вечер занимались чем-нибудь интересным. Иногда играли в карты или домино; смотрели семейные комедии допоздна; пекли безобразные, совершенно невкусные пироги и много смеялись над ними; плавали в речке, ловили там ящериц и угрей.

- Она мне сказала, что ей требуется переводчик для оформления документов с туристами. Попросила тебя заняться, ведь не откажешь? Ты же ее любишь.

Исин все так же продолжал молча внимать, вылавливать тоненькие, хрупкие ниточки надежды в ее голосе.

- Работа легкая, особенно для тебя. Тетя Лин уже подготовила комнату в самом тихом корпусе здания. Да что там, у нее и так везде тихо, как ты любишь. Только саранча трещит по ночам неугомонно. Позволь мне войти и собрать твои вещи, сынок.

Исина всегда душил этот городок, не позволял вдоволь отдаться забытью, стать единым с пустотой.

Правильнее уйти, сбежать. Да, пожалуй, это лучший выход.

Сборы оказались недолгими. На радостях, госпожа Чжан сама не заметила, с какой быстротой упаковала немногочисленные вещи сына. Последний со спокойным выражением лица наблюдал за суетой матери, обрадованной его первым шагом навстречу жизни. Она была уверена, что кристальный, пропитанный влагой кедровых лесов, воздух маленького городка, его новый, яркий колорит поможет вернуть интерес к жизни. Она верила.
Исин не стал брать с собой книги, только пару блокнотов и старенький, потрёпанный планшет. Оставив невесомый поцелуй на щеке матери, он сел в вечерний поезд и умчался прочь из сетей воспоминаний, но волоча за собой свое проклятие.
Так лучше. По крайней мере, матери будет спокойно. И он отныне не будет для нее угрозой.

***

- Тетя Лин, замените мне шторы, - прищурившись, Исин указал на светло-голубые тонкие занавески, не защищающие небольшое помещение от яркого дневного света. Воздух за стенами был соблазнительно благоуханным, желтоватым от цветочной пыльцы и насыщенно-лимонного солнечного света. Он царапал легкие и душил от непривычки.

- Ни в коем случае! Ты же знаешь, деточка, что в моем райском уголке запрещены все цвета темнее нефритового! И я не собираюсь нарушать свои правила из-за какого-то мальчишки, - отказалась стройная, жизнерадостная женщина с улыбкой, безумно схожей с отцовской. И это не странно. У них с Фей улыбки тоже были один в один, только ямочка на щеке у нее была с левой стороны.

Плотно поджав губы, Исин бросил сумки возле маленького, встроенного в стену шкафа, и уселся на край узкой кровати с жестким матрасом.

- Осваивайся, детка. Позже наведаюсь к тебе, познакомлю с делами, а за работу примешься уже завтра, - Лин вновь ослепила племянника яркой улыбкой и, выйдя в коридор, бросила напоследок: - Извини, что так быстро заставляю приняться за дела, но ожидается большой поток корейских туристов. А сейчас отдыхай.

Исин не гнушался работы, если это сулило отвлечься от постоянного его занятия – самобичевания. Только он был уверен в том, что смена обстановки вряд ли сможет вернуть его в прежнее состояние в первую очередь из-за собственного нежелания. Нет. Он не достоин, он не имеет права видеть ничего помимо тьмы. Вытащив из сумки джинсовую черную куртку, прикрепил к карнизу, блокируя поток света и жужжания пчел, что собирали нектар с белоснежных просперити, цветущих у пансионата даже в конце душного июня.
В комнате слышалось легкое журчание. Возможно, потому что само здание было выстроено камушками, принесенными с реки, вьющейся в паре километрах. Это было излюбленное место туристов. Быть может из-за местной исключительно вкусной форели и октябрьского пейзажа, расцвеченного невероятными осенними красками.
Городок оказался весьма крохотным, в сравнении с Чанша. Уютные маленькие улочки были выложены булыжниками схожими с теми, замурованными в стенах пансионата Лин, но помнящими далекие дни, когда по ним весело скользила хрустальная обжигающе-холодная вода.
На центральном проспекте красовалась небольшая ратуша в викторианском стиле с витражными, разноцветными окошками. На обеих сторонах улицы пристроились небольшие кофейни и лавочки в традиционно китайском стиле, где продавалась еда и охлаждающие напитки, необходимые в столь невыносимую жару. Поговаривали, что в июле будет знойнее.

Исин, задыхаясь прилипающим к легким, подобно желе, воздухом, занимался порученными тетей переводами, отказываясь работать в приемной, где имелся компьютер и вентилятор. А по ночам выходил дышать менее безжалостным бризом, устало скользящим по кронам деревьев. Непонятно как, но Исин умудрился два раза потеряться в таком упорядоченно выстроенном поселении, и причин тому не находилось. В первый раз ему помог найти дорогу работник библиотеки, откуда парень на днях взял словарь, а во второй раз – группа молодых людей, живших в соседнем городе и приезжающих сюда на своих мотоциклах ради пива и вкусной речной форели. Впоследствии его приняли за своего и позволяли кататься с ними по окрестностям вплоть до утра.
С тех самых пор Чжан старался не сходить с натоптанных дорожек, вдоль которых росли старые кусты дикой малины, когда под утро возвращался в пансионат.

С первыми днями душного июля даже саранча замолкла. Испепелились жестоким светилом или же, быть может, спряталась под землей. Исина тоже соблазняла мысль зарыться туда, в поисках хоть какой-то свежести, влаги. Не выдержав более палящего беспощадного солнца, которое с удвоенной силой впитывала в себя черная деним куртки на окне, Чжан бросил словарь на стол и выбежал из адского пекла. Вытирая капли пота со лба, он шел по главной улице в маленькую кофейню, где все еще исправно работал кондиционер и продавались прохладные содовые напитки. Сглотнув несуществующую слюну, молодой человек толкнул массивную дубовую дверь, что легкой трелью известила о посетителе. Исин уселся за свободным столиком в самом углу, подальше от солнца, настырно лезущим в помещение со всех окон.
Заказав две порции сливовой шипучки у молодой официантки, Исин измученно прислонил голову к деревянной стене и насладился потоком прохладного, вперемешку с запахом накипи и плесени, воздуха из кондиционера. Колокольчики у двери вновь зазвенели, и в людное помещение зашла еще одна посетительница. В отличие от вялых и страдающих от жары прочих горожан, девушка казалось бодрой, более того, взвинченной. Не отдавая себе отчет, Исин начал изучать незнакомку. Золотистые волосы были заплетены в две косички, а легкий пушок создавал яркий ореол вокруг головы, отчего хотелось щуриться. Наверное, ее не мучила жара, потому что сама была подобно маленькому солнцу. Девчушка продолжала внимательно выискивать что-то взглядом и, наконец, заметив Чжана, двинулась к нему.
Каждый ее шаг сопровождался звонкими хлопками подошв по пяткам, из-за дешевых резиновых шлепанцев.

- Наконец- то! – звонкий, подобно ноте «си», голосок заставил шире обычного распахнуть веки и выпрямить осанку. – Я уже третьи сутки ищу тебя!

- Меня? – едва слышно удивился парень, наблюдая за тем, как бесцеремонная особа по-хозяйски усевшись за его столик, засунула в рот ярко–малиновый шарик жевательной резинки и уже скоро, подумав, что никто ничего не замечает, выдула пузырь - даже те, кто сидел возле окна, услышали сладкий «чпок».

- Тебя, - утвердительно кивнула странная девушка, соскребывая ногтем с губ остатки жвачки.

- Зачем? – поинтересовался Исин, принимая из рук официантки два запотевших стакана со светло-лиловой жидкостью. Жадно осушив первый, он не заметил, как незнакомка нагло высвободила из его пальцев второй и последовала примеру.

- Мне нужно... - начала было она, вытирая под опешившим взглядом рот тыльной стороной руки. - Точнее, тебе нужно сказать мне кое-что, – еще раз кивнув и осушив стакан, громко стукнула им по столу после протяжного выдоха «А-а-а-а, вкусно».

- Заплатишь за себя сама, - бросил Исин чудачке и, встав с места, направился к кассе, не намереваясь выслушивать более эту, явно больную на голову девушку в странном ядовито-зеленом сарафане.

- Постой! – послышалось из-за спины, отчего пуще прежнего захотелось прибавить шаг и исчезнуть из поля ее зрения. Желание спокойно посидеть в прохладе было бесцеремонно нарушено, отчего в груди закипал знакомый гнев. – Постой! Я ведь свихнусь, если не выполню свою миссию!

- Да ты уже! – резко обернулся Чжан, и незнакомка, не рассчитав скорость, врезалась в сердитого парня, вопреки жаре облаченного во все черное.

- Без тебя знаю, но ничего с этим не поделать! – вновь оглушила она Исина звонким голоском и, отступив на шаг, продолжила. – Я уже три ночи не сплю, мучаюсь с этим идиотством, так что будь добр, удели мне минутку, иначе хана! Окончательно сдвинусь.

- Да пошла ты, ненормальная, - бросил Чжан через плечо, ускорив шаг. Но сумасбродная девица никак не желала отставать и практически перешла на бег, чтобы сровнять с ним шаг, что давалось ей с трудом. Золотоволосая слегка прихрамывала на правую ногу, отчего походка казалась нескладной. Уловив сей факт по звуку шагов, Исин мельком оглянулся. Он не ошибся. Схватившись за мешкообразную сумку, неугомонная девчушка, скривившись, упорно следовала за ним.

- Если думаешь, что меня заденут твои слова, то глубоко ошибаешься. Да, я не отличаюсь здравостью суждений, и с этим ничего нельзя поделать. Так что тебе же лучше будет, если остановишься, иначе до смерти, твоей или моей, я буду преследовать тебя! Слышь? Эй, да сбавь скорость, твою ж за пупок! – задыхаясь, верещала она.

- Если не отстанешь, то нарвешься! Жить надоело? – рыкнул Чжан, вновь обернувшись к приставучей незнакомке.

- Вот! Уже к делу, - кивнула она, задыхаясь, уперлась руками в колени. – Просто пожелай мне смерти. Это все, что я от тебя хочу.

- Ч-что?! - промямлил изумленный Исин, чувствуя, как страх медленно распускает свои клешни в душу.

- То, что слышал. Мне надо от тебя услышать простое: «Умри!» - продолжила она, смахивая с влажной челки капельки пота.

- Да что ты несешь такое? – зарычал Чжан, с силой толкнув рукой незнакомку и та, пошатнувшись, плюхнулась на землю.

- А что непонятно-то? - выкрикнула измученная девушка, потирая ушибленную ладошку. – Моя миссия выудить из тебя это чертово слово! Только после него я, наконец, обрету покой и смогу уснуть спокойно!

Постояв с минуту, Исин попытался привести в порядок сбившиеся мысли, что смешавшись с дюжиной вопросов, превратили все внутри в хаос. Он старался унять дрожь в теле и понять, откуда эта чудачка знает о его «даре»? Как? Почему? Почему она так отчаянно хочет услышать то, что с таким рвением пытается не говорить он?

- Ты ведьма? – озвучил он мысль, которая чаще всех мелькала в голове.

- А кто его знает, - дернула плечом незнакомка, все еще сидящая на раскаленных булыжниках. – Может ведьма, может фея. Это неважно сейчас. Просто скажи мне то, что тебе нужно мне сказать.

- Слушай, ты! Хромоножка! – сорвавшись, Исин подлетел к девчонке и одним рывком поднял ее с земли, сжимая до боли тонкие, как у подростка, плечи. – Если не отвалишь прямо сейчас, урою. Слышишь? Не нарывайся, иначе пожалеешь, обещаю! – с желчью процедив сквозь зубы, Чжан оттолкнул от себя чудачку, оставив на коже ее рук бледно лиловые следы от своих пальцев.

- Не отстану! – услышал Исин позади голос ненормальной, что все еще пыталась следовать за ним. Парень, оказавшись проворнее, быстро свернув в переулок, отбился от нее. Но, примерно через десять минут осознал, что вновь потерялся среди старых малиновых рощ, растущих здесь повсюду.
Забыв о жаре и слепящем солнце, продолжал идти, не сбивая темп, путаясь в узких, похожих друг на друга улочках и в таких же мыслях. Чжан был обескуражен и чувствовал себя как кролик, оказавшийся в капкане. Эта проклятая девчонка подобно занозе, застряла в его ране, вовлекала в то, от чего он хотел сбежать. Равнодушие и пустота снова отступали, заставляя морщиться от непривычки чувствовать.
Почему она просила о смерти?
Неужели знала, что он в силах ее подарить одним лишь словом?
Но откуда?
Неужели...?
Рой предположений, логичных и не совсем продолжал наводнять Исина вплоть до позднего вечера, когда он, наконец, добрался до пансионата.

В ту ночь он впервые уснул, несмотря на множество мыслей, появившихся из-за проклятого солнца, жары и назойливой ведьмы, ворвавшихся в его размеренные сумрачные будни.