Невеста Черного Властелина

Пролог

Невеста Черного Властелина

А началось все с проклятья.

Прокляла наш дом номер тринадцать старая-престарая... модель двадцати девяти полных лет, в миру Эванжелина Старс, в документах Глафирья Ивановна Рыбкина. Она так и сказала:

— Будьте вы прокляты, воблы завистливые!

— Иди-иди, марамойка столичная, — дружно ответили ей все наши бабушки, чинно восседая на уцелевших скамейках у побитого гопниками подъезда.

Марамойка столичная проштрафилась тем, что замыслила перепланировку доставшейся по наследству квартиры, но бдительные старушки нашего двора, начав полномасштабную развед-деятельность, заподозрили в приходящем к крашенной блонди высоком, стройном темноволосом и мускулистом красавце, самого настоящего гея! Два дня весь дом номер тринадцать по Столыпенскому переулку обсуждал жизненно важный вопрос — Гей или не Гей! На какой-то момент сей вопрос вытеснил даже извечно-важный: 'В какое время в ЖКХ нет обеда, и как туда можно в это благословенное время попасть?'. Дилемму разрешил ну очень приличный внук тети Зинаиды 'несчастный Петруша, который как раз взял академ в МГУ, из-за политических разногласий с ректором'. Этот самый Петро, шкаф под два метра ростом, лишенный в какой-то 'вежливой беседе о погоде' переднего зуба и давно забивший на родной ПТУ, поймал зачастившего ухажера бывшей модели, мирно с ним 'побеседовал'. После чего Петро сообщил бабуле, что никакой это не гей и не извращенец... все оказалось гораздо хуже для нашего дома — мужик был дизайнером интерьеров!

Вот так стал известен план коварной злоумышленницы, подло и бесчестно собирающейся лишить собственную жилплощадь парочки стен, причем обе являлись несущими. 'Перепланировка' — была личным кошмаром всех местных жителей после того, как три года назад пятиэтажка напротив сложилась карточным домиком, и власти назвали причиной порушения не строительство супермаркета в опасной близости от собственно дома, а как раз таки перепланировку в квартире Бобкина.

В общем, несчастный заподозренный в содоме дизайнер, коего Петро отдал на растерзание бабушкам подъезда, сдал все планы и эскизы, и только после этого был отпущен на свободу, оставив на память дому номер тринадцать два зуба, несколько пуговиц и собственно все наработанные эскизы. Петро, правда, почему-то резко обзавелся новым телефоном, но источником сей собственности никто не рискнул поинтересоваться.