Улей ослепших душ [Перезагрузка]

Улей первый. Хроническое безразличие

держи мою руку,
сожми её крепче.

и на этих равнинах
вырастет

сад.

- Икак тебе ненадоело*? - звонкий, как колокольчик, голос разлетается по ванной комнате, разбивается о холодный кафель и оседает на кончике языка. Весь в потёках край гнилой ванны не самое удобное место, но Кошке все равно, она лишь беззаботно болтает длинными полноватыми ножками, а после опирается черноволосым затылком о плитку, где плесень развила собственную цивилизацию.

— Тызнаешь, чтонадо вдоль, а непоперек? — весело тараторит Кошка. Слишком весело для человека, чья подруга только что порезала себе вены.

Инь молчит. Молчание — её второе хобби, после суицида, конечно же. Кошка лишь прыскает, примерно этого и ожидая. Выдавить из Инь хоть какую-то фразу порой бывает сложнее, чем дойти до Луны пешком. Тихое журчание ржавой воды наконец прекращается. Девушка вытирает руки о любезно поданное Кошкой полотенце; рукава мешковатого серого свитера вновь запачканы кровью - теперь точно не отстираются.

— Пойдем, а то опоздаем, — голос Инь, как всегда, сух, тих и слаб. Она заплетает тусклые короткие волосы цвета сирени в маленький хвостик, поправляет белоснежную повязку на левом глазу и хватает школьную сумку с коврика.

Кошка смотрит не мигая, улыбается широко, не скрывая щербинку за пухлыми ярко-розовыми губами, как смотрит и улыбается только она, никто больше. Наверное, это неудобно и даже пугающе, когда слепой человек так пристально глядит на тебя, будто бы пытаясь вывернуть душу наизнанку, но Инь настолько привыкла к обществу Кошки, что даже не обращает внимания, да и бессмертной, нематериальной сущности внутри у неё отродясь не было. Поэтому она просто берёт своей холодной, бледной до синивы ладонью за её, теплую, украшенную смешной татуировкой кита с разинутой пастью, и ведёт прочь из ванной комнаты.