...или Очень смешная комедия.
«Во мне тысячи мёртвых душ, на моих руках тысячи золотых перстней, в моих глазах тысячи солнц. Ты можешь забрать все. Забери, лишь только смотри на меня так, лишь только пой для меня! Все они - твои. Всё во мне - твоё...
¡Ay! Esta imagen no sigue nuestras pautas de contenido. Para continuar la publicación, intente quitarla o subir otra.
Пустота впервые зашла почти смущённо. Словно не зная, зачем пришла. Неловко переминалась с ноги на ногу у порога, вглядываясь, примечая зачем-то (это было почти забавно, Я. почти засмеялся), и бесшумным шагом прошла внутрь. Вернее, попыталась пройти. Шаг-то у неё бесшумный был, а вот ходить правильно она не умела. Шаталась, как последний пьяница, задевая все кругом. И книжки с полки сваливалила, и статуэтку балерины (белую, старую совсем, но все равно красивую) разбила, и на медведя игрушечного наступила, и ногой о тумбочку ударилась. Ударилась и упала, драматично, пафосно, будто так и задумывалось, будто всю жизнь тренировалась так падать. Я. хотел бы, чтобы и его так научили. Пустота подползла к нему обессиленно, положила голову на колени, заглянула в глаза и поселилась в них навсегда.
Дом у Пустоты получился не очень красивым, каким-то крищаще-уродливым, кривым, неправильным. Калитки у него были перебитые, окна грязные, с разбитыми стёклами, а двери клонились куда-то в сторону и, казалось, скоро отвалятся. Я. даже стыдно стало, что у него такая душа. Но он убедил себя, что в красивые, не такие души Пустоты (или как правильно?) не заселяются и спокойно не живут. А эта вон устроилась хорошо, чай с кардамоном пила, в беседке (тоже, правда, поломанной; у него в душе вообще все поломанно-переломанно) отдыхала и вроде не жаловалась. Да и чего жаловаться: кормили исправно (питание-то трехразовое), по спинке чуть что гладили. Не работа, а мечта. По крайней мере, Я. надеялся на это.
Пустота была красива. У неё волосы белые-белые, прозрачные-прозрачные, как изнутри светились, по плечам волной стекали, укрывали, словно одеялом (настолько длинные и густые они были), обвивали и душили иногда. Они пахли сгнившими яблоками. Пустота была дружелюбна. Пустота тянула руки, такие же прозрачные, обнимая, трепала по голове и угощала чаем. Не очень вкусным, заплесневелым и холодным вечно, как и она сама, но Я. всегда пил, потому что отказать ей было невозможно.
