Светлячок🪔

Часть 11

Легче убежать, чем остаться. Но бегство всегда оставляет пустой стул за столом.

Pov Азалия
За эти две недели наши отношения с Олегом стали меняться. Он уже не отмалчивался, как раньше, и за ужином больше не сидел с каменным лицом. Мы иногда заказывали еду вместе, пару раз он даже сам пробовал что-то готовить. Получалось так себе: то пересолит, то забудет про время, но сам факт, что он пытался, будто ломал ледяную стену между нами. И каждый раз, когда он неловко пододвигал тарелку ко мне, у меня внутри что-то мягко щёлкало как дверь, которую осторожно приоткрыли.
Сегодня мы встретились с Мэри у неё дома. Саша был на работе, и в доме стояла особенная тишина: лёгкая, спокойная. Мы сидели на полу, между нами чайник с жасминовым чаем, и я уже чувствовала себя слишком расслабленно, когда Мэри внезапно спросила:
— Тебе он нравится?
Я чуть не поперхнулась воздухом.
— Что?,-выдохнула я, поставив чашку обратно на блюдце, чтобы не расплескать,-Нет... мы же друзья?
Но последняя фраза прозвучала так, будто я сама не до конца верила в неё. Мэри склонила голову набок, пристально разглядывая меня, как будто пыталась вытащить мою правду силой.
— А что такого в том, чтобы влюбиться?
Я отвела взгляд. Горло пересохло.
— Моя семья... моё прошлое...,-слова застревали, будто я должна была признаться в чём-то постыдном,-Оно... не такое, другое. Я не могу. Даже не то чтобы влюбиться... я не имею права даже думать об этом.
Мэри не перебивала, просто медленно размешивала чай ложкой. Звук был таким спокойным, что резал по моему нервному голосу.
— Но ведь нельзя всё время от себя бежать,-наконец сказала она тихо,-Ты же всё равно чувствуешь, что он начинает тебе нравится.
Я сжала пальцы на коленях.
— Олегу не до этого,-сказала я резче, чем хотела,-Он слишком ранен, чтобы открыть кому-то сердце. Если я и... если он мне нравится, то пусть так и остаётся. Я буду любить его издалека. Тихо. Чтобы не разрушить то, что уже есть.
Мэри усмехнулась уголком губ.
— Вы похожи,-сказала она,-Слишком. Он говорит о тебе почти так же: с осторожностью, с этой нежностью, будто боится, что даже словом может тебя ранить издалека.
Я подняла голову, и сердце замерло.
Мэри улыбнулась, но в её глазах мелькнула серьёзность.
— Знаешь, я не та, кто будет тебе советы раздавать. Но иногда мы сами решаем, что человеку больно, и забираем у него шанс... шанс выбрать самому.
Я молчала, глядя в чашку. В отражении дрожал мой силуэт, и казалось, что вот-вот задрожат и мои губы.
— Делай то, что сердце пожелает, Лия,-закончила Мэри,- Оно редко ошибается. Ошибается страх.
Когда я возвращалась домой после разговора с Мэри, её слова всё ещё крутились в голове: «Делай то, что сердце пожелает. Ошибается страх».
На миг мне показалось, что я действительно могу позволить себе хоть маленькую роскошь: просто быть рядом с Олегом, смеяться, есть его пересоленные макароны, слушать, как он ворчит на новые вкусы чая. Всё это выглядело таким простым. Почти настоящая жизнь.
Но как только я открыла дверь, иллюзия рассыпалась. В комнате пахло табаком и дешёвым одеколоном. На стуле у окна сидел мой отец.
— Давно не виделись,-сказал он спокойно, слишком спокойно. В его глазах блестела холодная насмешка. Я замерла у порога. Сколько бы он не появлялся так внезапно, сердце сразу ушло в пятки, будто мне снова девять лет, и я-маленькая девочка, которая не знает, что хуже: его слова или его присутствие.
— Что ты тут делаешь?,-выдавила я.
Он медленно поднялся, оглядел комнату.
— Проверяю, как моя «дочка» устроилась. А устроилась ты неплохо... слишком неплохо. Дом, работа, и вот этот твой новый знакомый... медиум.
Я резко вдохнула.
— Оставь его в покое.
Отец усмехнулся.
— Значит, он тебе дорог. Интересно... А он знает, что за «сокровище» к нему прибилось? Знает, что у тебя мать наркоманка, а отец-убийца? И ты, кстати, тоже?
Я сжала руки в кулаки.
— Замолчи.
— А может, мне самому ему рассказать? Или в ваших этих социальных сетях написать?,-он сделал шаг ближе, и мне пришлось отступить,-Как думаешь, люди будут дальше сочувствовать этому медиуму, если узнают, что рядом с ним убийца?
— Я не убийца,-голос сорвался, но я сказала это чётко.
Он ухмыльнулся, склонив голову.
— А кто поверит? У всех память короткая. Один слух, и от него отвернутся. Ты понимаешь, да?,-он наклонился почти вплотную, его голос зашипел,-И этого медиума хочешь угробить? Или мне самому это сделать?
Меня пробрала дрожь. Я вспомнила слова Мэри про сердце и страх: и именно сейчас страх был сильнее.
— Держись от него подальше. Не смей быть счастливой. Не заслужила,-отец выпрямился и поправил воротник, словно его слова были приказом, а не угрозой,-Иначе у тебя на руках будет ещё одна смерть.
Дверь хлопнула за ним так громко, что стены дрогнули. Я осталась стоять, прижав ладони к лицу, и впервые за долгое время позволила себе разрыдаться.
Pov Олег
Азалия больше не задерживалась после работы. В пять она уже выходила за дверь, и звук закрывающегося замка казался громче, чем прежде. За ужином теперь сидел я один. Она словно осторожно убирала себя из моего пространства, будто боялась оставить хоть след.
Сначала я решил не придавать этому значения. Но её вопросы, эти бесконечно ненавязчивые «Как дела?» или «Как тебе чай?» вдруг исчезли. Она отвечала только тогда, когда я сам что-то спрашивал, и то коротко, одним-двумя словами. Будто мы поменялись местами. Теперь она была молчаливая и отстранённая, а я... я слишком ясно видел это.
Каждый её шаг в сторону я отмечал внутри, как зарубку. Не говорил, не спрашивал. Мне казалось, если начну, то спугну её или перейду черту.
— Ты сегодня рано уходишь,-сказал я как-то вечером, когда она уже надевала пальто.
Она замерла на секунду, но не обернулась:
— Да. Просто... дела.
Я кивнул, хотя понимал, что это не дела. Это, видимо, я.
Прошла неделя. Я сидел в саду с книгой, когда она подошла. На этот раз без улыбки, без своих лёгких шуток. Голос у неё был ровный, как будто она заранее репетировала это.
— Мне нужно уехать на несколько дней. Семейные обстоятельства.
Я поднял голову. Слова прозвучали тихо, но во мне будто что-то обрушилось. Я хотел спросить: «Почему ты отдаляешься на самом деле?», «Ты ведь не хочешь больше быть здесь?», но язык не повернулся. Вместо этого я произнёс то, что звучало чересчур спокойно:
— Понял. Когда вернёшься?
— Через 3-4 дня. С Сашей я уже поговорила.
Она улыбнулась на секунду: устало как человек, у которого сил осталось только на формальности. Когда за ней закрылась дверь, я долго смотрел в пустоту. Чай остывал на столе. Всё, к чему я уже почти привык, снова отдалялось.
Я понимал, что не имею права требовать от неё большего. Но внутри снова шевельнулся знакомый страх: что каждый раз, когда я позволю кому-то подойти ближе, человек уйдёт. И я останусь один, как всегда.