Летальный исход

Увидимся, корифей!

Впервые он увидел её в баре на Садовой, танцующую, скорее даже скользящую в дыме от кальянов и блеске рассеивающихся под редкими лучиками света и неоновыми прожекторами выпущенных конфетти.

Андрей провожал взглядом эти тонкие бедра, эти нежные и с тем же резкие, будто бы иногда ломающиеся, опрокидывающиеся движения. Что-то в ней было не такое, как во всех других. Совершенно отличное. И дело не в более острой и как будто широковатой, мощной фигуре, вовсе не в ней...

Она была строптивой и с тем же нежной в своих танцах. Обхватывала шест и с тем же раздавливала его своими кулаками. Она ненавидела их всех... Андрея это гипнотизировало и притягало.

Разорви, разорви всех в клочья.

Позволь им разорвать, разорвать тебя.

Уничтожить твою суть, твою самость, твоё бытие и твою отличность — твою личину. Это всё читалось в резких поворотах тела, когда она в такт музыке в мягком движении присаживается и раздвигает ноги, исподлобья глядя на Андрея со своего подиума. Она вытягивает одну ногу и машет ей вверх, словно отгоняя назойливого ухажера под песню «Любовь моя будет тут» Shortparis'а. Нога в каблуке ловко разрезает воздух и вонзается в землю словно острием кинжала. Андрей плещет виски в своем стакане и пьет еще, слушая тембр льда, подыгрывающий рокочущей музыке. Великолепная Вереск — он знал её имя потому, что они представлялись, когда предлагали кому-то из гостей приватный танец.

«Единицы, нули // Ну подожди ещё // Не скули».*

Предлагала не она. Её умолял об этом какой-то богатый дядька с залысинами в помятом, но модном пиджаке. Удивительно. Можно ли было при всей этой работе ещё и выбирать?

Андрея не смущала пошлость, ведь её словно и не было. Вереск будто бы говорила на другом языке, она не жаждала и не показывала окружающим, как она хороша (потенциально в постели), а указывала всем на то, что она их порвёт. Прокусит кожу и выпьет кровь в теле — чем-то напоминало Люцию, эту роковую дьяволицу из маленького рок-бара.

«Ай! / Не получилось, жаль... / Взглядом творилась даль / Целое бьет деталь... / Всем немного жаль».

Но Вереск была ангелом. Падшим. Или, возможно, даже богиней.

Длинные белые волосы, завитые словно розовая вата на концах, словно вьющийся водопад блесток. Золотая подводка с розовыми каплями-тату у глаз. Под конец вечера они чуть стирались от пота, блестящего на и без того сверкающей коже. Это какой-то хайлайтер?