Stages

Глава 6. Like a Stranger

  Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Полнолуние прошло довольно-таки легко. Вначале ломались кости, преображаясь под новое тело, а затем вернулся человеческий разум. Он смог остаться в своих личных покоях в Хогвартсе. Ремус рассматривал себя с нового ракурса, потому что никогда не видел себя в личине оборотня. Он встал на середину комнаты, где только что преобразился, в его голове возникли картины, в которых Сириус, в образе собаки гонялся по кругу за своим хвостом. И он попробовал тоже. Это было забавно, пока мысли не потекли в другом направлении...

Бродяга. Элла. Гермиона.

Внезапно он почувствовал себя старым и уставшим. Запутанным. У него заболело в области груди, а постоянные вопросы крутились в голове; вопросы, которые после их разрыва, он не смог задать, да и уже много времени прошло. Пусть всё остается на своих местах. Он, поскуливая, бегал по комнате взад и вперед, постукивая ногтями по каменному полу.

Вдруг он отчетливо услышал собачьи звуки, которые напугали его настолько, что он перестал расхаживать по комнате, но они не остановили поток мыслей и чувств. Ремус попытался вздохнуть, но вышло что-то типа "Хаф", потом свернулся в клубок у камина и положил морду на лапы. Он закрыл глаза, в ожидании, когда луна уйдет. Это показалось ему, вечностью.

Утром, после завываний, которые превратились в крики, он проснулся голым на полу. Ремус спотыкаясь, побрёл к куче одежды, которая аккуратной стопкой лежала на кровати.

Он должен поговорить с Дамблдором.

***

— Ремус? — удивленно произносит директор, когда слышит, как из камина выходит новый профессор ЗОТИ. Ещё весьма рано, учитывая, что только недавно взошло солнце. Но старый волшебник сидит за своим письменным столом, перо висит в воздухе, ожидая приказаний хозяина. — Чем я обязан такому неожиданному визиту? Ты должен быть в постели. Как прошло первое полнолуние на аконите?

Ремус останавливается у камина, не проходя дальше. Его мышцы вибрируют после трансформации, он знает, что если вскоре не найдет мягкую поверхность, это не будет волновать его тело, он просто упадет. Но ему придётся это сделать.

Он должен знать.

— Элла Грейнджер, — хрипит он, и смотрит в вездесущий блеск несколько потускневших за годы голубых глаз. Директор посылает Ремусу нежную улыбку.

— Ах, да, юная мисс Элизабет...

— Элизабет?

— Элизабет — это ее имя; Элла — это прозвище. Я считаю, что девочка считает своё имя слишком старомодным.

Ремус смотрит на мужчину. Горячее, расплавляющее чувство начинает шевелиться в животе. Он поднимает голову и зевает, показывая острые зубы.

— Откуда вы это знаете?

— Гермиона сказала, мой мальчик, — говорит Дамблдор, и чувство усиливается, Ремус почти рычит. Глаза директора смотрят с опаской, — Я постоянно поддерживал контакт с ней, как я делаю со всеми выжившими членами Ордена. Я думал, что ты делал также.

Не многие люди могут скрыть выговор, но сделать его потрясающе ясным одновременно может ещё меньшее число. Жар внутри Ремуса сжимается на словах Дамблдора, и пятно, маслянистое чувство вины всплывает и распространяется через его живот, заставляя гореть по другой причине. Он стискивает зубы от чувства вины и распрямляется. Он не ребенок, поэтому спрашивает:

— Где она? — вопрос вырывается сквозь зубы, ожидая, пока директор ответит.

— Она остановилась в Хогсмиде на некоторое время, — спокойно отвечает Дамблдор, сплетая руки на столе. Перо по-прежнему колышется рядом с его локтем, — Я предлагаю тебе немного выспаться, прежде чем ты увидишь её.

— Я больше не хочу прислушиваться к вашим словам, Альбус, — отвечает Ремус, немного со злостью, отчего у его собеседника приподнимаются брови. Оборотень поворачивается к камину, через секунду он возвращается в свою комнату и направляется к двери. Ещё достаточно рано, завтрак не начался, поэтому он проходит свой путь через пустую школу, пока не добирается до одноглазой статуи ведьмы. Кончик палочки упирается в статую и Ремус шепотом произносит "Dissendium". Открывается проход, а потом он идет по тоннелю, карабкается в погреб Сладкого Королевства и выходит оттуда, будто ничего и не произошло.

Дамблдор не упомянул, где остановилась Гермиона, но он думает, что если она осталась, то скорее всего в Трёх Метлах. Он направляется к гостинице.

— Ремус Люпин, как мне дальше жить и дышать, — восклицает Розмерта с удивленной улыбкой, когда она открывает дверь на его бешеный стук, — Что ты здесь делаешь? Это чертовски рано, сынок. Я не наливаю никому в это время.

— Нет, Розмерта, на самом деле я думаю, что он здесь, чтобы увидеть меня.

Вдруг сквозняк приносит в комнату запах календулы, заставив дыхание Ремуса на мгновение остановиться. Он медленно оборачивается, и видит её впервые за двенадцать лет, это равносильно удару под дых, чувство невыносимой боли пронзает его.

Она не изменилась. Сидя за столом с дымящейся кружкой чая в руках, её густые кудри длинные и дикие, спадают вниз по её спине. Она всё так же прекрасна, как в день, когда ушла. Признаки прошедших лет едва заметны только вокруг её глаз и в более полной фигуре, но все это добавляет изящества и шарма. Какого хрена она стала ещё сексуальнее? На её розовых губах появилась улыбка, а широко распахнутые глаза пристально смотрели на него. Ремус испытал физическую необходимость обнять и прижать её к себе.

Но он не может. Она не его. Он даже не знает, дружат они или нет.

— Ты? — спрашивает она мягким голосом, и Ремус моргает, возвращаясь в реальность. Он, молча, кивает. Гермиона прикусывает и засасывает между зубами нижнюю губу, а затем кивает. Он замечает, как напряжены её плечи.

— Ладно, ладно, — говорит она и встаёт, оставив недопитый чай на столе. Её голос до сих пор шепчет. Она подходит к нему, берет его руку и тянет в сторону. Они направляются на второй этаж. У закрытой двери, когда её рука уже касается дверной ручки, Ремус улавливает то, как тяжело она дышит.

Это не должно, пожалуй, нравится ему, когда она нервничает. Но это не так.

Гермиона садится на одну из двух односпальных кроватей, которые зачастую устанавливают в небольших гостиницах. Ремус стоит в дверях, его глаза наблюдают за Гермионой, пока та стряхивает что-то невидимое с кровати, а затем подходит к маленькому письменному столу напротив двери и предлагает ему присесть на стул. Ремус разворачивает его лицом к ней и опирается на спинку.

Пока он садится, в глазах резко темнеет. Он медленно выравнивает дыхание и собирается с мыслями.

Кровавый ад. Он действительно должен был остаться в Хогвартсе, чтобы восстановить силы, как говорил Дамблдор.

— Ты хорошо выглядишь.

Её внезапное заявление отвлекает его. Он сглатывает и заставляет себя встретиться с ней глазами, пятна в глазах постепенно уходят.

— Я выгляжу старым и серым, — сухо исправляет он. Гермиона улыбается и качает головой.

— Не слишком. Просто местами, — её рука тянется к нему, но останавливается на середине пути, щёки розовеют, а взгляд устремляется к двери, - Я думаю, это выглядит изысканно.

Ремус тихо фыркает, а потом просто смотрит на неё, не в состоянии сделать что-нибудь. Ему неловко и любопытно, но ещё хочет узнать её, потому что женщина, сидящая рядом с ним, совсем ему не знакома. Он не знает, что делать с этой Гермионой; эта женщина, которой не было в его жизни на протяжении более десяти лет, и у которой есть ребёнок, а он даже не знал, что она была беременна. Все эти мысли заставляет его нахмуриться, он открывает рот, потом закрывает его, и хмурится ещё сильнее.

Тишина наполняет комнату. Затем Гермиона вздыхает, её глаза возвращаются к нему. Она выглядит очень усталой.

— Что ты делаешь в Хогсмиде, Ремус?

Вопрос заставляет отпереться замку на языке Ремуса, поэтому он говорит:

— Я теперь новый профессор по Защите От Тёмных Искусств.

— Ты? — улыбка медленно возвращается на лицо Гермионы, — Это же идеально для тебя подходит! Поздравляю! Наверное, тебе Дамблдор рассказал, где я? Я здесь не живу, ну, постоянно, но с...

Её голос замолкает и глаза расширяются. Ремус наблюдает за тем, как краска сходит с её лица, но он продолжает говорить.

— Дамблдор хотел, чтобы я сел на поезд со студентами, и знаешь, я встретил одну хорошенькую студентку. Она мне напомнила одного человека, только глаза другого цвета.

— Его глаза, — бормочет Гермиона, и Ремус кивает, не находя больше слов. Она закусывает нижнюю губу и отсаживается на кровать, играя с нижней частью своей рубашки. Её взгляд опускается.

Наступила тишина, которая была ещё хуже, чем раньше, поэтому казалось, что комната опустела. Ремус сжал челюсти. Он должен держаться, если он собирается получить то, зачем он пришёл.

— Почему ты мне не сказала?

Дыхание Гермионы останавливается:

— Я не успела, Ремус, и тогда я не могла заставить себя искать тебя.

— Нет, я не о том, — взмахивает Ремус рукой, — Я знаю это. Я имею в виду, почему ты не сказала мне, что ты вместе с Сириусом?

Эта причина, почему ты не хочешь меня?

Голова Гермионы взлетает вверх.

— Нет! Мы не... мы не... это была всего одна ночь! Марлен умерла и она, и Сириус... ну, я не знаю точно, были ли они кем-то, но что-то было между ними. Он был зол, ему было больно. Он пил, чтобы спрятаться, и я чувствовала... мы напились. Мы были пьяны. Этого бы не случилось иначе. Мы просто... я думаю, что мы оба просто нуждались в ком-то. Мы никогда не говорили об этом потом; черт, он даже ушёл, когда я проснулась.

- Ой.

Он потерял почву под ногами уже во второй раз. Во всех едких мыслях, которые проносились в его голове в течение ночи, он и не думал, что это могло быть всего на одну ночь. Он не... он не знает, что чувствовать.

— Хорошо, — бормочет он, — Так это, гм, Сириус...

— Нет! — почти кричит Гермиона, — И он не собирается им быть, когда бы то ни было! Как ты думаешь, почему я здесь? Он хочет прийти за Гарри! Он не заслуживает даже знать про неё, не после того, что случилось с Джеймсом и Лили!

Гермиона встает с кровати и направляется к другой, а потом обратно. В её глазах стоят слезы и яростные огоньки, и это так чертовски красиво, что дыхание Ремуса учащается.

Он всё ещё озадачен, как он мог пропустить то, что было таким важным на протяжении стольких лет. Это, вероятно, всегда будет.

— Этого сраного ублюдка, он убил их собственными руками, и ты думаешь, я позволила бы, чтобы он был рядом с моей дочерью? Он может катиться прямиком в ад! Я сама посажу его туда, если он даже подумает, чтобы тронуть Эллу!

— Я согласен, — говорит Ремус тихо. Она сопит от злости.- Я помогу тебе.

— Ты сделаешь?

— Конечно, сделаю. Он предатель, который всех нас обманул, отнял у нас людей, которых мы любили. Я с тобой.

Гермиона посылает ему слабую улыбку, а затем снова оседает на кровать. Она вздыхает и откидывает волосы назад:

— Не говоря уже о том, что он получил всё, став шпионом, — бормочет она, теребя рукав кофты, а затем складывая пальцы вместе, плечи изогнуты, — И как это было вовремя с его стороны, что ты стал шпионом.

Она поворачивает голову в его сторону, подняв бровь и ухмыляясь, заставив Ремуса вспомнить моменты из школы. Его сердце дергается в груди, устремляясь вверх, где шея, а потом в лицо. Дыхание со свистом вырывается сквозь его зубы, заставляя его кашлять. Кровавый ад, он звучит как чайник.

— Я был шпионом, просто не тем, о ком вы думали,— говорит он откашливаясь. Гермиона усмехается и Ремус отводит взгляд.

— Ты не расстроился? Мы думали, что ты предатель..., мы думали, что это был ты?

Вопрос заслуживал некоторых размышлений. Он? Это не заняло много времени для него, чтобы понять, что он не предавал. Это же естественно, не так ли? Инстинкт с их стороны. Он оборотень, тёмное существо, конечно, друзья должны хуже думать о нём. Но, даже зная, о чём он думает, это не давало им права думать о нём лучше.

Он не скажет об этом Гермионе. Он представил её реакцию, если он это сделает.

— Ты не могла уйти далеко, — комментирует он вместо ответа на вопрос. Гермиона хмурится.

— Всего за месяц. Я узнала два дня назад, я даже не думала о том, чтобы рассказать кому-либо еще.

Целый мир пуст и рядом с ней висит приговор. Они оба успешно игнорируют до сих пор, слона, который громко топает ногами. Что-то в груди у Ремуса сжимается, и он просто смотрит на неё, нервно облизывая губы. Они ждут.

Уважаемый Мерлин, он хочет, чтобы она взяла его. Чтобы дала ему надежду. Если она ушла только потому, что она была беременна ребенком Сириуса Блэка...

Есть ли хоть небольшой кусочек шанса?

Секунды — это вечность, а потом она разрывает их почти болезненно, её тело приближается к нему. Расстояние в пару сантиметров. Она опустила глаза в пол.

- З-значит, ты видел Гарри?

Щепка, словно скручивается и сгорает при лесном пожаре, распадаясь перед его глазами. Он не двигается несколько секунд, а потом лишь медленно кивает головой. Он не может двигаться быстрее.

— Да, в поезде, — говорит он таким тихим голосом, что аж сам удивляется, как она до сих пор может его слышать. Но он не может говорить громче. Он должен быть спокойным; быть осторожным. Любое резкое движение мог бы разжечь лесной пожар, а он не готов к этому.

— Там были Дементоры, осматривали поезд.

— Прости?! — кричит Гермиона, огрызаясь на него, — Что, блять, Дементоры делали в Хогвартс-экспрессе?!

— Искали Блэка, — ровно отвечает Ремус, его взгляд устремлен на её плечо, — Альбус хотел, чтобы я из-за этого именно так поехал в школу. Я выбрал самое дальнее купе, пока не было студентов, но Гарри и ещё один мальчик как-то умудрились выбрать именно то, в котором был я. Гарри, э-э, не хорошо реагирует на них.

— Он в порядке? — требовательным тоном вопрошает Гермиона, приподнявшись на ноги. Она выглядит так, будто хочет взять замок штурмом. — А Элла? Почему они думают, что Сириус путешествовал бы в поезде?

— Эллы не было в вагоне, поэтому я не знаю, как она реагирует на них, но она была в порядке, когда я столкнулся с ней – или я должен сказать, она меня толкнула. С Гарри совсем другая история. Теперь ему лучше, не беспокойся, — говорит Ремус поспешно, глядя ей в лицо, когда она делает шаг к двери, — Я сам убедился в этом.

Плечи Гермионы опускаются от облегчения, и улыбка освещает её глаза.

— Конечно, — вздыхает она, и Ремус тяжело сглатывает, он ищет кровать. Жужжание проникает в его кровь. Пожар. Он должен уйти, прежде чем скажет или сделает то, о чём потом будет жалеть.

Он очень сильно хочет накричать на неё, требовать ответы, но не имеет права на это. Жужжание призывает его. Это делает его голову легкой. Поджимая губы, он рассматривает ногти.

— Ты знаешь Гарри. Лично.

Голова Гермионы наклоняется. Она смотрит на него.

— Да, — соглашается она, наконец. Ремус не может понять её эмоций.

— Это произошло чисто случайно. Элла и я переехали обратно в Англию, когда ей было три года. Мы нашли небольшой идеальный домик в Литтл-Уингинг. Довольно удобный на самом деле. А по соседству с нами жила женщина, как назвал её агент по недвижимости: "сумасшедшая кошатница". Она довольно-таки милая, несмотря на не очень приятный запах. А потом я стала замечать, что Гарри часто играет у неё во дворе, потом оказалось, она его няня.

Её голос безупречен и достаточно спокоен, но это самая большая ложь, которую он от неё слышал. Она стала лучше врать, чем раньше. Это заставляет его задаваться вопросом, зачем она придумывает эту легенду.

Она могла бы забрать Гарри, как только они переехали, но где она была? (Где она?) У Гарри нет крестной матери; закон, созданный чистокровными волшебниками, требует, что если у несовершеннолетнего волшебника будет полный комплект крестных, они должны быть замужем. Так что, хотя Джеймс не традиционно чистокровный, и так как он женился на маглорожденной, ради Мерлина — им бы все равно пришлось выбирать между одним крестным или крестной, так заведено статусом Министерства магии. Сириус превзошёл всех.

Если она попыталась усыновить Мальчика-который-выжил, то тогда понятно почему ей отказали. Гермиона не являлась опекуном Гарри. Она сразу поняла бы, что её запрос отклонили. Но Ремус не понимает, зачем нужно создавать эту ложь. Может быть, это намек на то, что Гарри нужен ей?

Жужжание становится громче. Пчёл в его крови так много, что ему становится плохо. Он провёл последние двенадцать лет бесполезно. Пока Гарри... Гарри.

Лили будет так разочарована.

Он чувствует себя больным. Задыхаясь, при попытке встать на ноги, его сердце сжимается, и жужжание получается высоким и плаксивым, превращаясь в свист. Его голова тонет. Мир рушится.

— Ремус? Ремус!

Земля уходит из под ног, а затем его тело врезается в нечто. Чьи-то руки трогают его лицо.

— Ради Бога, Ремус, ты же знаешь, что было ночью! Ты пришёл сюда после того, как солнце встало? Ты дурак, ты знаешь об этом?

Он плывет. Мягко. Затем кто-то уложил его на матрас, и запах календулы течёт по его коже, он вдыхает его. Он имеет достаточно сил, чтобы погрузить лицо в подушку с ароматом календулы, прежде чем его сон унес бы в бессознательность.

У него даже не было шанса, чтобы опять почувствовать, как знакомая рука будет мягко водить по его волосам, губам и по щеке.