Stages

Глава 9. Like an Ally

    Ремус Люпин любит Гермиону Грейнджер.

Отец Эллы стоит перед ним. Ремус ещё пару секунд смотрит на Сириуса, прежде чем опустить палочку. Сириус представляет собой то ещё зрелище. Хоть Люпин и видит Блэка не в первый раз, после его побега из Азкабана, но сейчас Ремус разглядывает своего друга получше. От того Сириуса, которого Ремус знал раньше, осталось лишь та ехидная ухмылка на болезненно-худом лице. Его кожа так обтянула кости, что каждый смог бы пересчитать все. Из-за бледности, чёрные татуировки на груди резко выделяются на коже. Его тюремная мантия покрыта грязью, штаны в клочья разорваны, а его глаза как-то странно блестят.

Сириус провел двенадцать лет в Азкабане за преступление, которого он не совершал. Это несправедливо.

— Ты голоден? — хриплым голосом спрашивает хозяин дома, направляясь в сторону кухни. Сириус с ухмылкой на губах резко поворачивается в его сторону. Глаза бывшего заключённого всё ещё странно поблёскивают, отчего у Ремуса появляется плохое предчувствие.

— Я бы не отказался, но там нет никакой еды, Лунатик. Я уже проверял.

— У меня есть кое-что, — бормочет Ремус. Он проскальзывает Сириуса в направление холодильника и начинает что-то искать в морозильнике. Через несколько минут, комната наполняется запахом жареного мяса. Сириус смотрит в сторону Ремуса, который при помощи заклинания поджаривает кусок бифштекса.

Ремус не умеет готовить, поэтому надеется на чудо. Он чувствует, как Сириус наблюдает за его потугами. Он стоит в дверном проеме, прислонившись к стене. Его фигура настолько худощавая и изнеможённая, что Ремус боится, как бы его друг не упал.

— Сидеть, — шуточно приказал он, стоя с миской в руке, и впервые за всё это время на лице Ремуса появляется подобие улыбки.

— Гав, — отвечает Сириус и садится на барный стул. Ремус ставит тарелку, а Блэк, игнорируя вилку и нож, ест мясо прямо руками и жадно рвёт его зубами. Он ест, как оголодавший волк.

Вот кто он такой.

— Что ты здесь делаешь? — Тихо спрашивает Ремус, отворачиваясь к окну, чтобы не видеть, как ест Сириус. Чавканье на мгновение прекратилось.

— Как я уже сказал, нам нужно поговорить.

— Это что, настолько важно? Из-за этого ты рискуешь быть пойманным? Ты же знаешь, что ты самый разыскиваемый преступник во всей Англии?

— Это действительно важно, старина Лунатик, — Сириуса смотрит прямо на Ремуса. Затем он встаёт, — И ты знаешь о чём.

Ремус поморщился. О да, он знает.

— Я уверен, что разговор может подождать, пока ты сходишь и примешь душ, а также сменишь одежду. Без обид, Бродяга, но ты воняешь.

Улыбка возвращается на лицо Сириуса, он кивает и со словами: "Хорошо. Но ты не отвертишься Ремус, когда я вернусь, мы обязательно поговорим", выходит из комнаты. Ремус осторожно выдыхает, накопившийся в его лёгких воздух и начинает убирать посуду. Затем он находит пригодную для Сириуса одежду и начинает уборку в доме.

Здесь так много пыли, и она везде.

Прибрав комнату только наполовину, Ремус слышит, как хлопает дверь в ванной. Сириус снова смотрит на него, он выглядит также жутко, но, по крайней мере, он чистый. Они сели на диван и какое-то время молчали.

— О чём хочешь поговорить? — в конце концов, нарушает молчание Ремус. Сириус издаёт истерический смешок, который, скорее всего, похож на лай.

— Ой, ну я даже не знаю, Лунатик. Может быть обо всём? Чем ты занимался все эти тринадцать лет? О Сохатом? О блядском Хвосте? — он наклоняется вперёд, взгляд Сириуса впивается в Ремуса, — Может быть о том, кто та маленькая девчонка, которая вместе с Гарри спасла меня? Не хочешь рассказать мне о ней?

Из-за шока Ремус не может вздохнуть. Тяжело дыша, оборотень тихо шепчет:

— Я не имею право рассказывать тебе о ней.

— Тогда кто имеет? Её мать? — требует Сириус, вставая с дивана и расхаживая по комнате, — Где она? Где Гермиона? Я думал, вы были как сиамские близнецы? Где, блять, мать этой девочки, Ремус?

— Её здесь нет!

— Тогда тебя здесь не должно быть! Ты должен быть у неё и трахаться с ней!

— Я ничего и никому не должен, Сириус. Я пока подожду, когда ты уймёшься,— огрызается Ремус, поднявшись на ноги.— Если ты считаешь, что я трахал Гермиону, пока ты...

— Давай договаривай, Лунатик, — лает Сириус, подходя ближе к другу, — Почему никто мне, даже по секрету не сообщил, что у меня есть дочь?! Почему никто из вас не захотел разукрасить мою, и без того хуевую жизнь, а? Почему я не знал этого, почему?!

Ремус опускается обратно на диван, не зная, что ему ответить. Сириус сползает по стене, закрыв руками голову.

Снова тишина.

— Я не знаю, — сдавленно говорит Ремус, он чувствует, как Сириус смотрит на него, — Я ничего не знал об Элле до этого года. Я познакомился с ней, когда стал преподавателем. А Гермиона... мы не общались с ней очень долго. Мы не... мы не близки так, как раньше.

— Элла, — задыхаясь, произносит Сириус с широко распахнутыми глазами, прежде чем грубо добавляет, — А почему нет? Вы же раньше теме закадычными друзьями были!

— Теперь нет, — бормочет Ремус, — Это длинная история.

— У меня много времени, не так ли?— нахмурившись, говорит Сириус, — Это что же вы такое сделали, что поссорились? Вы всегда были половинками одного целого.

Ремус быстро мигает, пораженный этой фразой, затем хмурится и качает головой.

— Я не хочу об этом говорить.

— Ладно, — говорит Сириус, глядя на него. Повисла тяжелая пауза, — Но ты всё равно должен позвать Гермиону сюда. И... Эллу.

— Ты ещё не готов увидеть Эллу. Во-первых, тебе нужно поговорить с Гермионой. Девочке только двенадцать лет, Бродяга. Дай ей самой сделать о тебе первое впечатление, хорошо?

— Тогда свяжись с Гермионой, сейчас же! — рычит Сириус. Ремус плотно сжимает челюсти, встаёт и направляется к камину.

Высунув голову в офисе подруги, он видит: компактную и уютную комнату, с книжным шкафом до потолка и прибранным столом, на полу лежит ковёр, в углу стоит викторианский шезлонг, а рядом журнальный столик, на дымчатом стекле которого, лежит раскрытая книга. Там же на деревянном блюде стоит графин, наполненный янтарной жидкостью.

Вся эта комната говорила о новой Гермионе, о серьёзной женщине, а не о той девчушке, что раньше всегда была рядом с Ремусом. Ему пришлось прокашляться, прежде чем он смог заговорить.

— Гермиона, ты дома?

— Ремус? — из-за закрытой двери послышался удивлённый голос. Дверь открылась, и Гермиона вошла в комнату, — Не ожидала так скоро тебя увидеть. Всё в порядке?

— Да всё хорошо, но ты можешь прийти ко мне? У меня Гость, который хотел бы с тобой поговорить. Это важно.

Понимание, опасение, беспокойство и страх промелькнули во взгляде Гермионы. Она тяжело сглотнула и сказала:

—Я не возьму её с собой.

— Я жду только тебя, — а потом Ремус нерешительно добавил, — И он тоже.

Губы Гермионы сомкнулись в тонкую линию, она кивнула:

— Хорошо. Только... Только дай мне немного время, чтобы пригласить няню? Я буду у тебя, как только смогу.

— Камин открыт, — говорит он, когда она уже повернулась к двери с обеспокоенным лицом. Словно вдогонку Ремус с нежностью назвал её по имени, Гермиона обернулась, посмотрела на него и мягко улыбнулась.— Все будет хорошо, и ты это знаешь. Все пройдёт отлично.

Я буду с тобой, думает он, но не говорит, и, может быть, она услышала его, потому что её плечи немного расслабились.

Её улыбка напомнила ему прошлое. Всегда есть надежда.

— Скоро увидимся, — говорит она, и Ремус кивает и отступает назад обратно к себе в дом. Взгляд Сириуса сразу устремляется к нему.

— Она придёт, только найдёт няню. Я думаю, что она пригласит соседку. Элла уже знакома с ней, она ещё присматривает за Гарри. Хочешь выпить?

Ремус идёт на кухню, где в шкафчике возле раковины стоит старая и пыльная бутылка огневиски. Он рад этой отмазке, потому что сейчас он на грани того, чтобы начать нести всякую чушь. Он нервничает.

Почему именно он нервничает?

— У нас есть время, поэтому расскажи мне пока о Гарри.

Ах, вот почему.

Его сердце останавливается. Ремус шагает обратно в комнату с не открытым огневиски. Ему трудно что-то сказать. Он не хочет ничего рассказывать о Гарри, но выбора нет.

— Что ты хочешь узнать? — спрашивает он, в ужасе ожидая ответа, потому что он знает, что не сможет ответить.

Он не знает Гарри так, как должен.

Сириус взорвётся из-за этого.

— Всё. Я послал ему письмо в поезд, это был единственный случай, когда я поболтал с ним. Этого недостаточно. Какой у него любимый цвет? Любимая еда? Раньше он любил свежевыпеченный хлеб, масло и пудинг, это изменилось? Он больше похож на Лили или на Джеймса? Ведь он больше похож на Джеймса, не так ли? Какое первое заклинание он сделал? Он великолепен в Квиддиче, сколько ему было, когда он впервые полетел? Ты его научил? Хоть я и знаю, что полёты — это не твоё, но всё же лучше, чем ты думаешь. Ремус, почему ты выглядишь так, словно Минерва застала тебя за чем-то непристойным?

Чувство вины когтями рвёт всю его душу, щемящее беспокойство заполняет все внутренности, когда он видит щенячий взгляд Сириуса, освещающий его скуластое лицо. Он медленно встаёт, отрывая от дивана все свои части тела по очереди: сначала икры, потом бедра, туловище, потом шею со шрамами. В груди Ремуса столько боли, что он не может вынести всё это.

— Лунатик? Что происходит?

— Меня не было рядом, — тихо говорит Ремус, опуская взгляд в пол. — Я не знаю, какое у него было первое заклинание, потому что я познакомился с ним только когда начал преподавать в Хогвартсе. Я никогда не видел его, никогда не приходил к нему, никогда не пытался стать частью его жизни, после того, как его отправили к родственникам. Я проигнорировал его, и Гермиону, и Эллу. Он рос с людьми, которые ненавидят его, потому что он — волшебник. Он вырос несчастным, и я не сделал ничего, чтобы изменить это. Гермиона пошла вслед за ним, но я этого не сделал, и все двенадцать лет прошли мимо меня. Я ненавижу это. Я ненавижу это. Мне так жаль его, и я буду сожалеть об этом всю оставшуюся части моей жизни, я клянусь.

Наступает долгая пауза, из-за которой слышно напряжение в комнате.

— Тебя... не было рядом? — слишком спокойно спрашивает Сириус. Ремус пытается уйти от ответа, но Сириус перебивает его.

Его голос опасен.

— Тебя не было с ним, Лунатик? Ты бросил сына Джеймса, когда он больше всего нуждался в тебе? Когда я был заперт в этой дыре за то, чего я не делал, ты поджал хвост и сбежал, как ебаный трус? Когда ты остался единственным, кто у него остался, когда все, кто был знаком и кто любил его, ушли, ты оставил его одного?!
Каждое слово – это упрёк, отчего Ремус онемел.

— У него была Гермиона, — жалко отвечает он, хотя знает, что Гермиона не переехала в этот район, пока Элла слишком маленькой. Сириус фыркает, и дикий гнев прячется за напускным спокойствием.

— Ах, да, у него была Гермиона, беременная девушка, у которой был собственный ребенок, чтобы сосредоточиться на нем. Ему нужно внимание, Ремус. Почему ты не дал это ему? Ты настолько эгоистичен? Ты чувствуете себя чертовским предателем, но ты не можешь понять большего.

— Нет! — вырывается у Ремуса, — Не так!

— Тогда как, Луни? — требует Сириус, подходя ближе к нему, — Он был просто ребенком! Грёбаным ребенком! Как ты мог оставить его одного в незнакомом мире?!

Ремуса одолевает злость, и он так же стал наступать на Сириуса, тыча пальцем в грудь, прежде чем понимает, что это была не самая лучшая идея.

— Не смей говорить о моём уходе от Гарри, король всех лицемеров! Ты вообще был в взаперти в Азкабане всё его детство!

— И ты поверил, что я предатель и хладнокровный убийца! — Сириус плюет эти слова ему в спину, хватая Ремуса за руку, — Он мой лучший друг! Я никогда бы не предал его!

Сигнал тревоги срабатывает где-то в мозгу Ремуса, но он слишком пьян от гнева, чтобы заметить это.

— О, так это я — предатель? Были времена, когда вы все считали, что я на стороне Волдеморта, помнишь? Он был моим другом тоже, Бродяга, как и Лили! Они мертвы, ничего не изменить, и ты просто злишься, потому что чувствуешь себя виноватым, как и я. Вы же замечали, каким этот уёбок Питер стал странным, если бы вы включили штуку под названием "Внимательность", то Гарри сейчас не был бы сиротой!

Ремус не дожидается ответа Сириуса, потому что тот, неожиданно с яростным рёвом набрасывается на оборотня. Они падают, ломая деревянный кофейный столик, и кубарем катятся по полу, попутно кряхтя и ругаясь. Ремус пытается бороться с разъяренным мужчиной. Он ожидал, что вся эта драка скоро утихомирится, но нет, видимо его противника подпитывает приток адреналина и сильных эмоций. В конце концов, Ремусу удаётся прижать ноги и руки Сириуса так, чтобы тот не мог двигаться.

— Я оборотень, а ты кретин,— орёт Ремус на Сириуса, когда тот начинает извиваться, — Ты всегда думал, что ты лучше меня.

— Ты – трус, вот кто ты, — рычит Сириус, как-то умудряется освободить руки и бьёт Ремуса прямо в живот. Ремус задыхается, инстинктивно обхватывает живот руками, а Сириус пихает его и резко вскакивает на ноги, волоча Ремуса по полу. Он дважды бьет Ремуса в лицо.

Перехватив его кулак занесённый для третьего удара, Ремус хмурится и в ответ ударяет Сириуса прямо в челюсть, надеясь, что ничего не сломал другу. Его старый приятель камнем падает на пол.

— Не надо! — шипит Ремус, но Сириус с рыком уже встаёт на ноги и кидается вперед. Ремус скалит зубы, вытягивая ноги.

- Immobulus!

Они не услышали, как кто-то активировал камин, но они, конечно, почувствовали заклинание, ударившее в них и заморозившее их на месте. Гермиона появилась в их поле зрения, с грозным выражением на лице.

— Вы что, издеваетесь? Скандалите как пара алкашей в Кабаньей Голове. Вы же уже взрослые люди! Что с вами? Я думала, что ваши драки закончились ещё в школе, но нет! Высуньте головы из своих задниц и начните действовать, как положено людям в вашем возрасте, или да поможет мне Мерлин, эта глупая, дебильная пьянка будет выглядеть как прогулка в парке по сравнению с тем, что я вам устрою!

Она впилась в них взглядом, посматривая то на одного, то на другого. Ремус опустил бы голову, как провинившийся мальчик, если бы смог двигаться. Её губы были напряжены, она раздраженно фыркнула и направила палочку, бормоча контр-заклинание. Ремус и Сириус свалились на пол.

— Где ты научилась так быстро снимать это заклинание? — спрашивает Ремус, хотя мозг говорит ему, чтобы он этого не делал, потому что момент не совсем подходящий. Он встаёт на ноги и встречается с её глазами. А в ответ взгляд её шоколадных глаз стреляет в него молниями, и она, фыркнув во второй раз, разворачивается на каблуках и уходит из комнаты, топая каблуками по коридору.

Мужчины вздрогнули, когда услышали, как захлопнулась дверь в спальню.

— Удачной беседы, приятель,— пытается пошутить Ремус, но как только он поворачивается к другу, напряжение в воздухе звенит, как натянутая тетива. Выпрямившись в полный рост, два волшебника настороженно смотрят друг на друга.

Сириус сдается первым:

— Черт возьми, Лунатик — ты же оборотень! Не мог что ли, по легче как-то со мной? — морщится он, проводя рукой, по уже потемневшему месту на челюсти. Ремус слегка ухмыляется.

— Мог бы, — отвечает тот и из горла Сириуса вырывается натужный смех, — Мне кажется, что я истекаю кровью. Я истекаю кровью?

— Нет, не истекаешь. Хотя, может быть, совсем чуть-чуть. Ты выживешь.

Ремус сглатывает, внутренне морщась от привкуса меди во рту.

— Надеюсь на это, — говорит он тихо, а потом подходит к Сириусу и протягивает руку (ему пришлось приложить львиную долю смелости), — В прошлом?

Наступает нерешительная пауза, но она быстро проходит. Ремус чувствует боль в боках от их драки, пока длится эта минута молчания.

— Прошлое в прошлом, — соглашается Сириус, грубо взяв Ремуса за руку и дергая его вперед в свои жесткие объятия. Что-то внутри Ремуса сжимается, а Сириус отступает назад. Темноволосый волшебник слабо улыбается и тяжело выдыхает.
— А теперь, время встретиться с главным драконом.

Ремус тихо посмеивается.

— Удачи.

— Спасибо, но у меня есть право быть сердитым, а не она. Я прав?

Он направился в спальню, прежде чем Ремус смог ему ответить. Дверь щёлкает и Ремус остаётся один в гостиной.

Он один, но знает, что в другой части дома идёт беседа, и он не чувствует себя одиноким. Ремус выходит на улицу и присаживается на сломанные качели на заднем крыльце, разглядывая заросший задний двор. Он примерно знает, сколько здесь торчит – семьдесят три минуты. Не знает правда для чего, считает всё это время, но одна часть мозга сама это делает за него, а другая часть подслушивает разговор, который вёдётся внутри. Хоть он и оборотень и у него отменный слух, голоса в доме всё равно плохо слышны, только изредка он слышит крики, которые периодически затихают. Иногда Ремус слышит долгие крики друзей, и ему хочется встать с проржавевших качелей и разнять обоих.

Прошло слишком много времени, прежде чем голоса в комнате стихают и наступает тишина. Ремус разминает затёкшие мышцы, прогуливаясь туда-сюда, потом обратно садится на качели. Подняв измученный взор к небу, Ремус задумывается, а что было бы, если Поттеры были живы? Что случилось бы с жизнью Ремуса, Гермионы, Сириуса и самих Поттеров? Сириус бы не отсидел в Азкабане, а Ремус с Гермионой, возможно, только возможно, были бы вместе. За своими мечтами и мыслями, Ремус не замечает, как отворилась дверь, выходящая на задний двор.

— Всё в порядке? — спрашивает он, когда Гермиона садится рядом с ним. Качели зловеще скрипят, но выдерживают вес двоих людей. Гермиона вытирает припухшие и влажные глаза и щёки.

— Не совсем. Это очень трудно, Ремус. Я даже и не думала, насколько всё будет сложно. Он сейчас на кухне, нашёл бутылку с огневиски. Он просто... он другой. И я не думаю, что мне он нравится.

— Азкабан не самое хорошее место для жизни, — бормочет Ремус, глядя на пятнистую, как дебри траву. Гермиона вздыхает.

— Нет. Не в этом дело. Он зациклился на своём, что я должна была рассказать ему об Элле. И неважно, что я не хотела этого, потому что думала, что он убил моих лучших друзей. Я не знаю, насколько я была убедительна, но он мне не совсем поверил. Что теперь делать дальше, ума не приложу.

Они просидели ещё немного, прежде чем Ремус снова заговорил, отчего ведьме стало не комфортно.

— Ты позволишь ему встретиться с ней?

Гермиона снова вздохнула.

— Нет... пока нет, — её лицо перекосилось, — Ему нужно уладить кое-какие проблемы, забыл? Быть Сириусом Блэком – опасно. Встретиться с ней, когда он... он не должен думать о ней. Я не позволю, чтобы он сделал моей дочери больно, Ремус.

Оборотень вздохнул пьянящий аромат её тела, и мозг сам придумал план действий. Он не знает, действительно ли это хорошая идея или нет, но поворачивается к Гермионе, нервы гудят от напряжения. Её лицо бледнеет, от простого прикосновения, когда он объясняет ей.

Тем не менее, она решительно кивает.

— Если ты думаешь, что это сработает, то давай сделаем это, — говорит она, и смотрит в глаза Ремуса.

***

Солнце светит ярко, когда они появляются на травянистом берегу у лесной кромки. Воздух свеж, голоса птиц то раздаются, то затихают. На деревьях вокруг щебечут птички и теплый ветерок, обдувает их, заставляя щуриться от пыли, которая летит в глаза. По пути им встречается церковь. Сириус осматривается вокруг.
И тут до него доходит, где они находятся.

Если посмотреть на него в данный момент, то он похож на треснутое зеркало, по всей поверхности которого паутиной расползлись трещины и на каждом промежутке видна боль, паника и отрицание. Его глаза мечут в сторону Ремуса молнии, а потом он качает головой, будто пытается избавиться от чего-то, что находится внутри. Его кожа бледнеет, становясь белее мела.

Ремус и Гермиона видят, как тяжело Сириусу сейчас, они должны это сделать. Он нуждается в этом.

И они это сделают.

— Почему мы здесь? Я не должен быть здесь! Мы не можем... не здесь! Мы можем вернуться к тебе, Ремус, я не могу... я не могу. Не здесь. Я не хочу, я не могу. Я не могу!

— Нет, ты сможешь, — с абсолютной убежденностью говорит Ремус, но его сердце будто рассыпается на мелкие кусочки, когда он с Гермионой окружают волшебника и нежно берут его под руки. Сириус рычит и пытается рвануть прочь, но в отличие от Гермионы, Ремус не даёт ему сбежать. В глазах Сириуса отражается паника, а на лбу блестят бусины пота.
Придерживая взволнованного и сопротивляющегося на каждом шагу анимага, они выходят из тени деревьев и направляются на кладбище.

Ремус был здесь раньше. Не часто, и уж точно не тогда, когда могилы были ещё свежими, когда почва возле них ещё не осела. Он не ходил на похороны, потому что был не готов встречаться с людьми, потому что недавно вернулся из стаи. Ремус не мог находиться слишком близко к толпе, где присутствовали только чужаки и незнакомцы. Тогда нет. Но он пришёл к ним позже, спустя несколько месяцев, когда почувствовал себя немного стабильнее, хотя ему было ужасно больно видеть, где они оказались в конце.

Сириус нуждался в их помощи. Он нуждался в помощи Джеймса.

К тому времени, когда они достигли двух надгробий, Сириус перестал бороться, чтобы сбежать. Вместо этого, он отвернул голову, его шея перекосилась, глаза были зажмурены, а тело дрожало. Когда они остановились и Ремус отпустил его руку, Сириус намеренно не смотрел на их могилы, как будто не видел их, будто они не существуют.

Ремус чувствует, что он должен признать их существование, но он также знает, что принуждение может иметь неприятные последствия. Он уже приложил множество усилий чтобы, привести сюда Сириуса, ведь это в его интересах. Поэтому вместо того, чтобы пытаться вразумить Сириуса открыть глаза, Ремус опускается на колени, глядя на слова, вырезанные в камне.

Они всегда будут высечены в камне.

— Мне жаль, что меня не было в последнее время, — бормочет он, пальцами трогая имена Джеймса, а затем Лили. Его сердце сжалось. В тугой комок.— Произошло всё, как вы знаете, что не должно было произойти — это случилось, но правда открылась только сейчас. Я не могу обещать Вам, что будет всё хорошо, но я надеюсь, всё будет даже лучше. У Гарри всё хорошо, даже отлично, и я собираюсь делать то, что я должен был сделать с самого начала. Я могу обещать. Вам не придется стыдиться меня, потому что я собираюсь стать счастливым. Сделаю всё, что в моих силах, чтобы убедиться Вас в этом.

Он проводит пятернёй по волосам, и его ведьма, ведьма, которая всегда была рядом, крепко обнимает его. Её голова покоится на его плече, слезы тихо скатываются по её щекам. Бесконечно-тёмные разоружающие глаза разглядывают трещины на могильных плитах. Её тело вздрагивает от рыданий, Ремус прижимается губами к её макушке.

И вдруг трещины в зеркале выпадают. Разбиваются. В какой-то момент его лучший друг поворачивается в сторону надгробия, и Ремус наблюдает, как падает Сириус. Он рухнул на траву рядом с ними, и сильные рыдания, которые таились глубоко внутри него, вырываются наружу. Его волосы свисают на лицо, руки бесполезно висят по бокам, его тело сотрясается, будто от сильного землетрясения и бьётся в конвульсиях. Его плач настолько суров, будто раненный зверь.
Ремус отходит от Гермионы и собирает по кусочкам друга, убаюкивая его на коленях. Сириус льнёт к нему, кажется, что горе кромсает его душу, Ремус не говорит ни слова. Гермиона, шмыгая носом, подходит к ним и берёт Сириуса за руку.

Так они и сидят ещё очень долго после заката солнца, и каждый вертится в собственном маленьком аду.