16
Я сижу в маленьком тесном и довольно душном баре. Почему я выбрал именно его? Не знаю. Может быть, из-за духоты и вони вспотевших грязных тел посетителей, к которой я так привык за последние десять лет. А может здесь в окружении орущих, спорящих, хохочущих лиц я не так остро чувствую одиночество. Или здесь я больше всего ощущаю жизнь. Свою прежнюю жалкую пустую жизнь с главной целью, — напиться и потрахаться.
Я со стуком, который заглушает музыка бара, опустил пустой стакан на бранную стойку. Жестом, попросил бармена повторить. Я изрядно надрался. Решил, что едва стемнеет, отправлюсь куда-нибудь за город. Устрою крошке «ауди» тест-драйв.
Бармен наливает в стакан виски на два пальца. Пододвигает ко мне. Я киваю головой в знак благодарности, очки, подпрыгнув, скатываются на крылья носа. Неоновая подсветка бара за спиной бармена режет глаза. Я жмурюсь, одним глотком выпиваю содержимое стакана (маленькие струйки текут по подбородку), и только после этого поправляю указательным пальцем очки.
— Привет, красавчик, — раздается женский голос прямо над ухом. Я поворачиваюсь на звук, убедиться, что обращаются не ко мне. Я видел себя нынешнего в зеркале. Красавчиком и не пахнет.
На меня смотрит невысокая девушка лет двадцати с черными, густыми, всклоченными волосами пухлыми напоминающими кусок резины губами с яркой алой помадой. Большие круглые, будто пуговицы глаза подведены черными жирными стрелками. Груди вываливаются из белой короткой футболки, сквозь которую видны соски. На бедрах узкие джинсы, их резинку прикрывают заплывшие бока. Оценив ее на три с плюсом, салютую ей и отворачиваюсь к стойке, где меня уже ждет новая порция виски — бармен позаботился.
— Не угостишь даму коктейлем? — влезая на высокий табурет рядом со мной, дыша мне в лицо свежим перегаром, смешанным с сигаретным дымом спрашивает она.
— Выбирай, — отвечаю я, безразличный к происходящему.
Девушка выпрямляет плечи, откидывает голову назад. Быстро дает указания бармену, будто боясь, что я в любой момент могу передумать, обломав ей бесплатную выпивку. Заполучив халявный коктейль, девушка (как ей, кажется), эротично обхватывает торчащие из бокала соломинки пухлыми губами вызывая во мне отвращение.
Я отворачиваюсь, допиваю виски. Смотрю на часы. Восемь двенадцать.
— Я Анжела, — поглядывая на «Rolex» у меня на руке, говорит губастая. — А тебя как зовут? — отодвигая полупустой бокал, подключая все свое обаяние, спрашивает она.
— Кирилл, — отвечаю я, а затем протягиваю бармену кредитку с просьбой продать мне бутылку «Джека Дениэлса».
— Ты уже уходишь? — пугается Анжела. В два глотка, придерживая соломинки пальцем, она осушает свой бокал.
Я поднимаюсь с табурета. Беру бутылку.
— Повтори за мой счет, — говорю бармену, кивком головы указываю на бокал девушки.
Бармен прибавляет к моему счету еще один коктейль. Я ввожу код три шестерки, ухмыляюсь. Наверное, это последний раз, когда я воспользуюсь кредиткой. Убираю карту в карман, работая локтями, пропихиваюсь сквозь толпу к выходу.
Я так же вваливаюсь в салон «ауди». Нет. На этот раз куда хуже. Я определенно хапнул лишнего. Кладу бутылку на пассажирское сиденье. С третьей попытки попадаю ключом в замок зажигания. Завожу мотор. Звук работающего двигателя ласкает мне слух. Захлопываю дверцу и уже собираюсь тронуться с места, как слышу визгливый голос Анжелы зовущей меня по имени, а после вижу и ее склонившуюся надо мной.
— Твоя? — вцепившись в дверцу «ауди», спрашивает Анжела.
— Моя, — отвечаю я, поглядывая на ее руки. Вот ведь прицепилась. Будь я в своем собственном теле, а не в шлангоподобном убожестве девятнадцатилетнего подростка, наверняка склеил бы более привлекательную девушку.
— Никогда на такой не каталась! — восклицает Анжела.
Я молчу. Жду когда она отцепиться от дверцы. Иначе буду вынужден тащить ее рыхлое тело за собой по асфальту.
— Прокати а? — не дождавшись от меня ожидаемого приглашения, говорит она.
Мне хочется ее послать, но почему-то становится жалко. Я смотрю в ее круглые подведенные черным глаза. В какой-то момент вижу в них отражение собственного одиночества, отрешенности. На меня смотрят глаза глубоко несчастной девушки. Ожидают вердикта. Повезет и она проведет время в обществе богатого парня, прокатится на дорогом автомобиле. Не повезет, и она вернется в старую провонявшую перегаром родителей коммуналку. А быть может, в бар, где подцепит пьяного женатика, который трахнет ее прямо в туалете.
— Садись, — убирая бутылку виски с пассажирского сиденья, говорю я.
Анжела, радостно взвизгнув, оббегает «ауди» спереди и довольная собой прыгает на сиденье.
Я выворачиваю руль, выезжаю на дорогу, подрезав белую «тойоту» с небольшой поеденной ржавчиной вмятиной на переднем крыле. Водитель «тойоты» выкрикивает грубые ругательства в мой адрес, отчего Анжела вжимается в сиденье, вопросительно смотрит на меня. Мне наплевать. Я вдавливаю газ в пол и с визгом шин срываюсь с места пролетаю на красный под разъяренные звуки клаксонов. Анжела несколько секунд сидит в оцепенении. Я, мимолетно взглянув на нее, замечаю, как побледнело лицо девушки, из-за чего помада на губах приобрела ядовитый оттенок. Пролетев еще пару светофоров (мне повезло, они горели зеленым, а останавливаться я не собирался), Анжела поднимает руки вверх и заливается визгливым хохотом. Я невольно улыбаюсь, поглядывая на счастливую девушку.
Я гнал машину по объездной направляясь за город, еще не решив, что я там буду делать. Анжела включила магнитолу, поймала какое-то радио, прибавила звук на полную мощность. Откинувшись на сиденье, она кивает головой в такт, музыке постукивая пухленькими пальчиками с длинными черными ногтями по коленке. Ее не волнует, куда ее везут и что собираются с ней делать. Инстинкт самосохранения в этой даме отсутствовал напрочь. Уходившее за горизонт солнце окрасило ее бледное лицо и шею оранжевым, сделав ее чуточку привлекательней. С приходом темноты и бутылки виски, что лежит на коврике под ногами Анжелы, девушку можно будет назвать красивой.
Приближаясь к окраине города, я увидел большие двустворчатые ворота. Сбавил скорость, оглядывая городское кладбище с торчащими памятниками и крестами, словно торт с множеством воткнутых в него свечей. Я потянулся к магнитоле, полностью убавил звук. Живот сдавило спазмом. Здесь похоронена бабушка жены, здесь же похоронены мои бабушка с дедушкой. Вероятнее всего здесь лежит и мое тело.
Подавшись каким-то внутренним инстинктам, я остановил машину и заглушил двигатель.
— Что случилось? — оторопела Анжела, проследив за моим взглядом.
Я посмотрел на ее красно-оранжевое лицо, чувствуя тошноту. Тошнило меня не от девушки, а от картинки нарисованной моим воображением. Помню, в каком состоянии я оказался в чистилище, откуда нас с Василием забрал мужчина в черном костюме. Пришили ли мне скальп, к черепу готовя мое тело к похоронам?
Я потянулся за бутылкой «Джека Дениэлса», наклоняясь к коленям Анжелы, игнорируя ее вопрос. Девушка вздрогнула, когда я случайно коснулся ее коленей.
— Хочешь прямо здесь? — перепугалась она. Наверное, посчитала мое неловкое прикосновение жестом предварительных ласк.
Я снял очки (благо солнце уже село), зацепил их дужкой за ворот футболки. Глядя в круглые глаза-пуговицы Анжелы, молча, открутил крышку с бутылки, сделал три больших глотка.
— Сколько тебе лет? — передавая ей бутылку, спросил я.
— Восемнадцать, — она присосалась к бутылке, не отводя от меня пристального взгляда, будто ждала, что я как истинный маньяк-насильник наброшусь на нее, пока она не так бдительна.
Я подождал, пока она вернет мне бутылку. Затем посмотрел на горлышко с оставленными на нем красными следами помады. Я вытер рукавом толстовки испачканное горлышко. Поднял глаза на девушку, посмотреть ее реакцию по отношению к моей брезгливости.
Анжела рассматривала мое лицо, потеряв всякий интерес к бутылке. Казалось, она пытается прочитать мои мысли. Понять чего я от нее хочу. Я хотел, чтобы она оставила меня одного. Ушла, исчезла, испарилась. Жалел, что вообще разрешил ей поехать со мной. Надо было сразу послать ее на хрен. Но Анжела видимо прочла на моем лице не раздражение и разочарование нежелание ее видеть, а желание обладать ею. Она наклонилась ко мне, прижавшись пухлыми губами-сосисками к моим губам. Резким уверенным движением расстегнула мой ремень, уронив бутылку виски с моих колен. Короткие пальчики с длинными ногтями полезли мне в трусы. Я вспомнил, как она в баре обхватывала жирными губами соломинки в бокале. Весь съежился, представив, что она так же «эротично» прикоснется к моему херу. Тут я оттолкнул ее от себя, застегнул ремень.
— Убирайся! — прорычал я, поднимая бутылку с разлившимся виски с коврика под ногами.
— Что не так? — глядя на меня, вжимаясь в обшивку дверцы, спросила Анжела.
— Все! Вали! — я наклонился к пассажирской дверце, нащупывая ручку. Анжела осознав, что ее собираются выкинуть из машины, быстрее меня справилась с простым механизмом, открывающим замок, выскочила на обочину.
Я захлопнул дверцу. Сделал несколько глотков из полупустой бутылки. Нащупал крышку у себя под задницей, закрыл бутылку. Оставив ее на уже свободном пассажирском сиденье, завел двигатель.
— Эй! — взвизгнула Анжела, услышав довольное урчание мотора. — Как я отсюда доберусь? У меня даже денег нет!
Я посмотрел на ее подрагивающие губы, наполняющиеся слезами глаза-пуговицы. Достал из переднего кармана телефон протянул ей.
— Возьми. Такси вызовешь, — сказал я.
— А деньги? — схватила телефон Анжела.
Я хохотнул, поражаясь ее наглости, и тронулся с места.
— Козел! — крикнула обиженная девушка.
***
Я сидел в салоне «ауди» припаркованной напротив ворот кладбища. Допивал виски, плескавшиеся на дне. На улице окончательно стемнело, небо покрылось россыпью бриллиантовых звезд. Такие же бриллианты украшают подвеску моей девочки. Интересно как она отреагировала на подарок? Понравился он ей или нет? А главное как отреагировала на него жена? Что если она запретила надеть его на шею моей крошки?
Я осушил бутылку и бросил ее на коврик. Задрал голову к небу, мысленно складывая из звезд образ дочки.
— Ты, наверное, уже спишь, — произнес я вслух, обращаясь к дочери. — И я надеюсь, что у тебя на груди лежит маленький цветочек. Подарок, — я тяжело сглотнул. — От папы.
Я выпрямляюсь. Открываю дверь выхожу из машины. Ноги не желают слушаться, и я валюсь на землю, хватаясь за распахнутую дверцу.
— Прости, что меня не было рядом, — бормочу я, пошатываясь, иду к воротам. — Прости, что сейчас я не с тобой.
Ворота закрыты. Висит цепь с огромным навесным замком. Я дергаю створки ворот, поднимаю шум на всю округу. Мне их не перелезть слишком высокие. В моем распоряжении меньше двух часов. Стоит попытаться перемахнуть сетчатый забор. Он в разы ниже. Я пытаюсь влезть, упираясь за опорки забора, но сетка под моими ногами выгибается. Будь я чуточку трезвее, может что-то, да и вышло.
Я возвращаюсь к воротам, принимаюсь трясти их в надежде, что замок не выдержит или одно из звеньев окажется слабым. Из-за лязганья цепи о железные прутья, я не слышу, как с той стороны подходит сторож.
— А ну прекрати! — хриплым, прокуренным голосом сипит он, вскидывая на меня фонарик, в неоновом свете которого тонет мое лицо. Я успеваю увидеть лишь крупную широкоплечую фигуру. Свет обжигает глаза, и я машинально закрываюсь локтем левой руки. Под зажмуренными веками пляшут яркие пятна. Кажется, я ослеп.
— Убирайся отсюда! А не то полицию вызову, — рычит он, после чего закашливается.
Даже с закрытыми глазами я чувствую, как сторож убирает фонарь от моего лица. Отнимаю руку от глаз (продолжаю держать их закрытыми), на ощупь беру очки, закрепленные за ворот футболки. Едва надев их, открываю веки. Перед глазами пляшут яркие круги, но я не ослеп. Я вижу крупную фигуру сторожа в черной рабочей куртке и черных свободных штанах с большими карманами по бокам.
— Откройте. Мне нужно попасть внутрь, — хватаясь за прутья ворот, чувствую себя при этом словно заключенный в камере.
— Кладбище закрыто, — холодно произносит он.
— Это я как раз вижу.
— Раз видишь, вали отсюда. Пока я полицию не вызвал.
— Послушайте, мне срочно нужно попасть внутрь. У меня совсем мало времени, — сторож не смотрит на меня. Луч его фонарика скользит по капоту и лобовому стеклу «ауди».
— Бухой и за руль, — налюбовавшись машиной, обращается он ко мне. — Да тебе и вправду не терпится сюда попасть, — кивнув головой в сторону рядовки памятников, сказал сторож и рассмеялся каркающим хрипящим хохотом.
— Впустите меня, — прерывая его вороний смех, настаиваю я. — Я не вандал какой. Хотите паспорт, и права в залог оставлю?
— Я же сказал, кладбище закрыто! — он развернулся, собираясь вернуться в сторожку. — И не шуми, если не хочешь в обезьянник загреметь.
— Стойте! — просовывая лицо между прутьев ворот, будто собирался просочиться сквозь них, крикнул я. — У меня есть часы «ролекс»! Я купил их сегодня за пятьсот тысяч.
Сторож остановился, обернулся, недоверчиво поглядывая в мою сторону.
— Я подарю вам их, если вы откроете мне ворота.
Сторож, неоднозначно хмыкнув, прокашлялся в кулак, затем вернулся ко мне.
— Показывай, — велел он.
Я протянул между решеток руку с часами. Сторож взял меня чуть выше запястья. Направил луч фонарика на циферблат. Стрелки перевалили за одиннадцать. Наклоняя мою руку то в одну то в другую сторону, сторож приглядывался к часам, будто что-то в них смыслил.
— Хорошо, — наконец произнес он. Снял часы с моего запястья. Убрал в карман куртки.
— Только не вандальничай, — предупредил меня вмиг подобревший сторож, отпирая замок. — Хотя за такую вещь (подразумевая часы), можешь испортить пару памятников, — хохотнул он.
— Спасибо. Но я не за этим, — ответил я, проходя на территорию кладбища. — Скажите, вы бы не могли подсказать мне могилу одного человека?
— Легко. Пошли в сторожку.
Мы прошли в маленький домик с работающим телевизором и узкой койкой. Сторож достал толстый журнал регистрации, спросил имя и фамилию нужного мне человека, а после дату смерти. Я назвал свои данные и сторож, полистав шуршащие страницы журнала, назвал мне предполагаемое место захоронения, где-то на участке 31.
Покинув сторожку сторож, размахивая руками, объяснил мне куда идти, предвещая мое скорое возвращение так как — «в такой темноте сам черт ногу сломит». Я же был убежден, что сразу найду собственную могилу. Если верить сторожу я лежал рядом с бабушкой и дедом, а на их могилах мне приходилось бывать не единожды.
Как бы хорошо я не знал дорогу до могил своих умерших родственников, мне все же пришлось поплутать. Во-первых, сложно отыскать нужный памятник в кромешной темноте. А во вторых за десять лет, появилось множество новых могил, и я то и дело налетал на кресты и памятники, запинался о венки. Однако каждый раз, наступая на могилу, я искренне просил прощения. К тому времени, когда я добрался до могил Юдиных, я практически полз на коленях, а язык заплетался от постоянных извинений.
Я снял очки, упал на колени, глядя в темный, практически черный кусок мрамора с моим изображением. Рядом с простенькими крестами деда и бабушки, мой памятник выглядел слишком вычурно, а я слишком счастливым для убитого в двадцативосьмилетнем возрасте.
— Привет приятель, — смахивая еловые иголки и шишки с мраморной плитки покрывающей могилу, обратился я к изображению на памятнике. — Ну как тебе здесь? Нравится?
Я задрал голову к соснам, закрывающим звездное небо. Улыбнулся. Улыбка становилась все шире, пока я не рассмеялся. Я смеялся и не мог остановиться. Вскоре смех перешел в истеричные взвизгивающие вопли, а затем в рыдания. Я опустил голову, вцепившись пальцами в холодную плитку. Я просрал свою жизнь и навсегда останусь под мраморной плиткой, что будет давить на меня, прижимать к земле. Так же как сейчас давит чувство раскаянья, сожаления. Я просрал свою жизнь, жену и этот чертов день, который мог бы провести с ребенком, а не раскатывать на дорогущем автомобиле в обществе тупой шлюхи.
Вытерев глаза от слез, я вспомнил о листке, что вырвал из блокнота таксиста, который вез меня из отеля. Развернул его, увидел два слова, что писал для жены. Они остались, не исчезли и как я надеялся, уже не исчезнут. Я скрутил листок в трубочку и воткнул в нетронутую плиткой полоску земли по центру могилы.
— Ты не достоин такого памятника! — выкрикнул я своей улыбающейся фотографии.
— А, по-моему, неплохо, — сказал мужской приятный голос.
Я вздрогнул, резко обернулся. За моей спиной стоял мужчина в черном костюме.
— На моей памяти еще не было случая, чтобы я забирал кого-то трезвого, — по-доброму заметил мужчина в черном костюме.
— Вот и я не отличился, — поднимаясь на ноги, ответил я. — Уже пора?
— Пора, — он взял меня за плечо, хорошенько встряхнул (или мне так только показалось), и мы оказались в лифте с бешено меняющимися цифрами отсчитывающими номер этажей.
— Ну как погулял? С умом потратил время? — спросил мужчина в черном костюме, глядя перед собой.
— Я не хочу это обсуждать, — рассеянно отозвался я, осознав, что протрезвел, едва оказался в кабине лифта.
— А что хочешь? — с легкой издевкой в голосе спросил он.
— Хочу быть с женой и дочкой, — прошептал я.
Он больше не приставал ко мне с вопросами. Пару секунд мы ехали молча. Затем лифт остановился, его двери медленно поползли в стороны.
— Ну, ну. Не стоит так пугаться, — ухмыляясь, заговорил мужчина, в черном костюме наблюдая, как я вжимаюсь в заднюю стенку лифта пытаясь слиться с ней. Он схватил меня за плечи и как бы я не цеплялся за него умоляя оставить меня, вытолкнул за двери
