Чувства за деньги.

Ньютелла.

        Дилан не спал всю ночь, наблюдая за Томасом. Он безумно волновался за него, чего уж тут скрывать? Парень крепко держал светловолосого за руку и не отпускал, словно боялся, что тот может куда-то убежать. Или вообще умереть. Но под утро моральная и физическая усталость дали о себе знать, поэтому Дил отключился, но не отпускал руку возлюбленного.
— «Я люблю тебя,» — крутились у него в голове слова Тома, да и только. Ему снились сладкие сны, где Сангстер улыбается ему своей самой широкой улыбкой. Дилан так любил, когда парень улыбался. Солнышко. Ангел. Томас Сангстер. Его любимый Томми. И только его.

Проснулся Дилан только потому, что почувствовал легкий холодок на своей руке, которой держал руку Тома. Открыв глаза, брюнет сразу же вскочил с места, увидев новую картину: Том отвернулся от него и свернулся калачиком, словно обиженный котенок.
— Томми! — радостно воскликнул он и улыбнулся. Ох, как же эти бабочки «царапали» его живот сейчас.
— Уходи, — послышался хриплый стон из-под одеяла. Улыбка Дилана тут же улетучилась, как и его радостное настроение. Ему не понравился этот тон, который он однажды уже слышал...
— Томми, я знаю, нам надо многое обсу...
— Заткнись и проваливай отсюда. Или я позову медсестру, а она уже позовет охрану, чтобы избавиться от тебя. И не приближайся ко мне. Никогда, — ему с трудом давались эти слова, от них становилось больно, а дыхание перекрывал твердый ком в горле, но... Иначе он не мог. Лучше отпустить сейчас, чем мучиться потом.
— Прости меня! — буквально взвыл Дил, вставая на колени и держа одеяло Томаса, которое начал стягивать с него.
— Уходи! — крикнул Сангстер и резко вскочил. Он взял в руки стакан с водой, расплескивая его содержимое, и был готов его кинуть, защищаясь, но О'Брайен вовремя подскочил, поднимая руки над головой. Брюнет пятился назад.
— Л-ладно, хорошо. Прости меня, — Том явно разгорячился. Его вены вспухли, взгляд помрачнел, голос сорвался, а дыхание полностью сбилось. Блондин отпустил стакан, который упал на пол и разбился. Он прижал руки к глазам, которые начали гореть из-за слез. Больно. Тысяча ножей в сердце. Хотелось умереть, но... Нельзя. Надо быть сильным, поэтому парень лег обратно и стал пялиться в белый потолок. Слезы продолжали жечь глаза, но это было незаметно по сравнению с душевной болью.

Дилан бежал. Бежал так, словно он был в самом настоящем Лабиринте, где за ним гонится чертов гривер. Сколько времени продолжался этот забег О'Брайен не знал, но в конце концов он нашел укромное местечко в виде подворотни, где смог спокойно вдохнуть. Парень скатился по стене на землю и схватился за голову.
— Почему? Почему я говорю такие глупые вещи и теряю самых близких мне людей? — он медленно покачал головой в разные стороны, словно пытался придти в себя, но бестолку. Мысли от Томасе сожрали его в прямом смысле этого слова. Дилан не мог думать о ком-то или о чем-то другом. Но смог набрать Уэсу.
— Он не хочет видеть меня...
— И я его прекрасно понимаю, потому что ты идиот.
— Что мне делать? — дрожь в голосе начала сдавать парня.
— Стоп-стоп. Ты что, плачешь? — удивился мужчина.
— Нет, — соврал парень.
— Слушай, Дилан, вы взрослые люди и должны сами разобраться. Я не могу постоянно бегать за вами и подтирать вам задницу, как маленьким детям. Возьми ты уже свои яйца в кулак, черт подери тебя, О'Брайен. Вот серьезно, как ребенок малый, ей-богу. Я не думаю, что Томас глупый, он все пой...
— Он хотел кинуть в меня стакан, Уэс! Стакан! А днем он говорил, что любит меня!
— Дилан, возможно, после того, что случилось, у него помутнел рассудок, но он должен пойти на поправку. Тем более... Я вам дал неделю. За эту неделю ты должен с ним сблизиться. Мне плевать, как это будет. Можешь хоть замуж ему предложить выйти, но съемки мне не обрывайте, ясно?
— Уэс, я...
— Что ты? Вот что? Знаешь, сколько ТЫ ошибок уже сделал? Вот серьезно, мне нужно такое терпение, как у Томаса. Господи, помоги ему.
— Я думал, что ты не веришь в бога...
— С тобой пообщаться — не только в бога поверишь. Что ж, мальчики, миритесь. У вас неделя, время пошло, — мужчина сбросил трубку. О'Брайен взвыл от безысходности, ведь у него только неделя для того, чтобы помириться с Томми, который даже видеть не хочет его, а что уж там говорит про то, будет ли он слушать его... конечно, нет, не будет.
— Господи, боже, моя жизнь — это сплошное дерьмо, — вздохнул Дилан поднимая голову к небу. Вновь над городом нависали грустные черные тучки, которые были готовы вот-вот заплакать. Казалось, что погода страны подстраивалась под настроение мальчиков. Возможно, так и было. Полился дождь, а О'Брайен направился в бар.