Я раскрыла глаза. Возможно, разум сам возжелал пробудиться, а, может быть, его побудила на это острая боль - кому знать? Рука жгла так сильно, словно её поджигала оголтелая, жаждущая крови толпа - это осознание первым пришло в мою голову, безнадежно раскалывающуюся надвое. Понадобилось время на то, чтобы границы вещей обрели прежнюю чёткость и цвет не колебался меж серым и чёрным. Когда всё наконец обрело краски и очертание, я, измученно хмурясь, коснулась ладонью лба и оглянулась.
Мое тело возлежало на мягкой постели в старой комнате блондина, в которой так ничего и не изменилось. Рин нервно сновал туда-сюда, погруженный в свои мысли столь глубоко, что совсем не замечал моих медленных движений и самого пробуждения.
Стоило ли вовсе привлекать к себе внимание? Ведь я более не знала, что мне делать, как себя вести и что чувствовать. Я увязла во мгле, что хитростью свой славилась не меньше зыбучих песков. И если раньше я считала, что Рин всегда был и будет тем, кто подаст мне руку, сейчас же я видела в нем того, кто запечатал бы меня во мгле.
Но могла ли я винить его? Если хоть на толику трезво подумать, он видел мое спасение вовсе не в том, чтобы остаться с ним и сражаться за спасение его жизни, в которое он никогда не верил. Конечно, он считал правильным мой отъезд в Рио.
Одна маленькая попытка пошевелить рукой привела к еще более острой и оглушающей боли. Я с едва различимым раздражением бросила взгляд на онемевшую конечность. Участок пореза был туго перемотан бинтом, чуть левее на прикроватной тумбочке лежали стакан воды, таблетки успокоительного и снотворные капли.
-Мэй...?
Голос, утопленный в печали и безвыходности, что также был тоньше обычного и звучал отчаяннее и осторожнее, заставил меня осечься и впереть тупой взгляд в смятый край одеяла.
Рин же не раздумывал ни секунды более. Он тут же подошел и опустился на корточки рядом с кроватью. Тогда-то мой взгляд впервые в полной мере упал на обеспокоенное и искаженное страхом выражение его лица. То выражение, с которым мне не доводилось быть знакомой. То, что неминуемо рискует стать моим ночным кошмаром.
-Ты как...? Рука болит?
Моя рука, по правде говоря, была наименьшей из проблем - это способен осознать глупейший. И когда Рин спросил о ней, меня не тронула его забота и обеспокоенность моей травмой. Напротив, я ощутила, как возмущение и гнев загоняют мое сознание в квинтовый круг из сирен.
ВЫ ЧИТАЕТЕ
Мы рванём в πеклõ
Любовные романыЕго движения были мягкими и неторопливыми, будто он ничего не боялся, не сомневался в собственном желании. Словно знал, что я не смогу ему отказать. Я сглотнула свинцовый ком в горле. Жар опалил грудь, голова закружилась. От прикосновений парня незн...
