3

25 3 0
                                    


Он рванулся вперед через взорванный мост вместе с воодушевленной шумной толпой, сжимая в руке окровавленный палаш, отобранный у павшего драгуна. Сердце, преисполненное ликования, отчаянно колотилось о ребра, всё тело била нервная дрожь – Люциан бежал вперед в предвкушении скорой победы.

Вот она, свобода – и единство сердец повстанцев было залогом её получения. Король и аристократия недооценивали силу народа Франции, что теперь, не стерпев тяжести взваленного на него непосильного и унизительного бремени, обернулся против Людовика XVI. 

Холодные каменные стены Бастилии сомкнулись за его спиной, и где-то там, позади послышался восторженный одинокий возглас:

- За Францию!

Толпа вторила этим словам, и этот триумфальный гул разлился в тяжелом воздухе, пропахшем металлом и кровью, с силой ударяясь о каменные стены. Казалось, этот благородный порыв, объединивший народ, сумеет разбить вдребезги Бастилию, разрушив её проклятые стены до основания.

А потом воздух изрезал свист пуль и последовавшие за ним испуганные крики. Густой дым за несколько мгновений заполнил весь внутренний двор, и толпа вооруженных чем попало крестьян беспорядочно бросилась на стреляющих солдат, отбиваясь от тех чем попало. Люциан, овладев отчаянием, что уже начало прокрадываться к его сердцу, со всех сил рванулся вперед, где бушевало жестокое сражение, держа наготове палаш. Вперед, только вперед! Пора вернуть долг жестокости и бессердечия аристократии, пора обрушить народный гнев на тех, кто мучил Францию веками!

Грудь обожгла острая боль, яркими багровыми всполохами отдаваясь в глазах. 

Или это языки пламени, пожирающие Бастилию?

Из легких будто бы вытолкнули весь воздух, и Люциану стало трудно дышать. Он хрипло кашлянул, а по подбородку стекла тоненькая теплая струйка. Тонкие пальцы коснувшись небольшой раны на груди, что жгла безжалостным огнем, окрасились в алый, палаш выскользнул из руки. Ослабелые ноги подогнулись, и Люциан тяжело опустился на колени, ладонями упираясь в каменный пол крепости. Кашель снова сотряс его худощавое тело, и камни украсили багровые капли, стекающие по губам мужчины. Силы стремительно покидали молодое тело, веки налились свинцом, и Люциан осторожно опустился на бок, прижимая к кровоточащей ране обе ладони, как ребенок. Смерть дыхнула могильным холодом ему в лицо, но он даже не шевельнулся. Он знал, что его конец близок. Люциан осознавал, что ему не суждено увидеть обновленную, цветущую Францию - страну не рабов и господ, а равных, сильных и свободных людей. Ему была оказана великая честь - стать одной из множества маленьких шестеренок, которые своим упорным трудом, благородным стремлением сердца и верой в светлое будущее родной страны смогли привести в движение великий и беспощадный механизм истории - Великую Французскую революцию. И Люциан с благоговейной улыбкой на лице глядел в блеклое июльское небо, затянутое пороховой дымкой, подсвеченной золотыми лучами солнца.

Его сердце и душа всегда были отданы только Франции. Ему была неведома та самая, окрыляющая любовь или бездонная пропасть горя, радость и печаль, тоска и счастье, которые присущи любому человеческому сердцу. Страсть Люциана питало не светлое и глубокое чувство, способное связывать сердца воедино, а доводы разума и возможность оставить свой мало-мальский значительный след в истории. 

Это была любовь, взращенная храбростью и благородством. Но как может сравниться преданность патриота с искренней любовью к другому человеку? Возможно ли ставить в ряд верность гражданскому подвигу во имя мнимого идеала и великое чувство, воспеваемое уже на протяжении тысячелетий? Чувство, способное преодолевать любые, даже самые жестокие препятствия судьбы, дарить невиданные силы для новых свершений, смелость, чтобы открыть своё сердце окружающим, истинное счастье; чувство, которое вдохновляет и окрыляет, но в той же мере может искалечить душу и разбить вдребезги сердце. Смертельный яд и спасение в одном флаконе - вот она, любовь. Многогранная, многоликая, и совершенно неповторимая.

Люциан не страшился Смерти, а поэтому смиренно принял её обжигающе-ледяные объятия и, закрыв глаза, вдохнул в последний раз воздух, густо пропитанный порохом и тяжелым запахом крови. Его сердце глухо стукнуло напоследок и перестало биться.

Сердце, обманутое фальшивкой-любовью, смущенно спрятавшей своё истинное лицо под вуалью мнимого благородства.

Сердце, способное на великие деяния, но не знающее великих чувств.

О мужестве#2Feather2018Where stories live. Discover now