В тебе запоют мои птицы

Пробовать

It used to be so easy On days such as these she’d Search and search for hours In among the flowers I loved it! — I loved her! I loved it! — I loved her! Play the fool, act so cruel — I loved it! Read her book, take a look — I loved her! It all seems so absurd That this should have occurred My very only secret And I had to go and leak it! My secret garden’s not so secret anymore! Такой простой и привычный Был этот день обычный, Когда она часами

Яндекс.ДиректСайты удаленной работы! Жми сюда!Сайты удаленной работы. Высокая зарплата. Гибкий график. Выплаты ежедневно!

Возилась с цветами. Все это — любил я. Её — любил я. Быть то шутом, то палачом — любил я. Любил ее книги и взгляды ловить — любил я. О, как же глупо всё! Ну как же так произошло, Что собственную тайну Я сам открыл случайно! Мой тайный сад — не тайна больше для неё. Martin L. Gore

***

Оказавшись в поместье Малфоев, Гермиона невольно заметила, как замедлился ход времени. И дело, конечно, не в магии. Просто несмотря на светлый интерьер, солнечные блики на полу и стенах, Малфой-Мэнор остался самим собой и ничем иным. Бессонница — гость всегда непрошеный и редко желанный, но она дает время для размышлений, а это время, в свою очередь, дарит множество открытий. Часто глупых и бесполезных. К утру Гермиона узнала, например, что периметр малфоевской спальни равнялся двумстам пятидесяти шести широким шагам, что окна комнаты смотрят на восток, и солнце показывает заспанное бледное лицо в пять тридцать утра. Так и не решившись покинуть свой пост возле спящего Драко ни на секунду, Гермиона заклинанием приманила недочитанную книгу, но даже устроившись в уютном кресле, не смогла читать. Вернувшись к окну девушка долго изучала причудливое переплетение садовых дорожек, в утреннем свете казавшихся призрачными нитями, сплетающимися в паутину. Она и сама чувствовала себя подобно мотыльку, угодившему в сети без возможности выпутаться. Гермиона вернулась к кровати Драко и присела на край. Он все еще спал, и тонкое, неправдоподобно бледное лицо почти не различалось на фоне белой наволочки. Быть может, действительно, утро нового дня дарит иной взгляд на вещи, позволяет делать дурацкие, БЕСПОЛЕЗНЫЕ открытия. К таковым, несомненно, относилось наблюдение, что волосы у Малфоя имели легчайший золотистый оттенок, как и ресницы, на которые будто луч солнца упал. Не совсем понимая зачем она это делает, Гермиона протянула руку, совсем чуть-чуть, и прикоснулась к покрытому испариной лбу там, где между капельками влаги увидела то, что удивило ее больше всего остального. Она сама страдала от веснушек: хорошо зная темных, почти бурых жительниц собственного носа и щек, Гермиона с удивлением обнаружила такие же у Драко. Только очень-очень светлые. Медового оттенка, но покрывающие почти все лицо. И вдруг ей очень захотелось прикоснуться, проверить, настоящие ли они или исчезнут при контакте с подушечками пальцев, обернувшись как и все вокруг затянувшимся, странным сном. Ее пальцы замерли в полутора дюймах от носа юноши, когда он неожиданно заговорил. — Который час? — прозвучал вопрос, разлепив пересохшие губы Драко. В тот же момент он широко распахнул глаза, а Гермиона инстинктивно отдернула руку, будто боясь поимки с поличным. — Без четверти восемь. — То есть… Он не договорил и отвернулся, крепко жмурясь. Снова открыл глаза и опять закрыл. Крепко-накрепко… — Драко, о, Боже мой, что? Что случилось? Отворачиваясь от нее, он не ответил. — Драко, скажи мне! Что? Как ты? — Плохо, — раздалось глухо. — Сегодня один из тех дней, когда я не могу различить даже день и ночь. И хотя Нарцисса Малфой предупреждала об этом, слушать историю оказалось просто, познавать на практике, совершенно иным делом. Не зная, что следует говорить и делать, Гермиона молча нащупала его руку. Пальцы юноши между ее собственными, точно ледяной ручей между корнями дерева, хочет утечь, вырваться, да она не пускает, держит крепко. — Что тебе нужно? — Просто скажи, если тебе есть что сказать. — Я хочу, чтобы ты ушла и оставила меня в покое. Тогда Гермиона еще сильнее сжала его руку, и ему, верно, стало больно, но он все продолжал молчать, игнорируя ее вопросы о том, не проголодался ли он, и не помочь ли добраться до ванной комнаты. Оставаться рядом — глупо, уйти — невозможно, и тогда вопрос вырвался сам по себе. — Расскажи, на что это похоже? … — Ты знаешь что такое отчаяние? — раздалось после некоторой паузы. — Да. — Это оно. Исправленное и дополненное изрядной порцией безысходности, осознания собственной немощности и бессилия окружающих тебя людей. Когда ты понимаешь, что близкие хотят помочь тебе и поиск способа становится смыслом их жизни, но ты не ведаешь, доживешь ли до утра. Когда мать говорит, что зимой мы отправимся в горы, потому что ты больше всего на свете любишь горы, а ты, слыша это, не знаешь, будет ли в твоей жизни еще хотя бы одна зима. — Расскажи мне, как это случилось? — Как? Ты же сама была непосредственным участником событий той ночи! Ты видела все СВОИМИ глазами. Заклятия летели со всех сторон. И в этом аду было невозможно понять кто враг, а кто друг. Я тысячи и тысячи раз говорил — заклинания, что попало в меня, не видел и не слышал, равно как и не ведаю чьей мишенью стал. Но я очень дорого заплатил бы за то, чтобы узнать… С какой силой нужно ненавидеть, чтобы обречь человека на такие муки? Это — не жизнь, а жалкое ее подобие, когда ты вынужден просыпаться, разговаривать или даже улыбаться, чтобы не заставлять страдать близких тебе людей. Он ненадолго замолчал, чтобы через несколько мгновений с раздражением продолжить. — И вообще, тебе-то какое дело до меня? Нравится видеть меня в таком состоянии? И хотя в его голосе вновь послышалась неприкрытая агрессия, на этот раз Гермиона не рассердилась совсем. Ее оружие против Драко гораздо более сильное — она видит, она не лишена этой возможности — наблюдать, как юноша едва сдерживает слезы. И это тоже не ускользает от внимания, поэтому тихо и ласково, как только можно по отношению к человеку, кажущемуся безразличным, она молвила. — Я знаю, что вы обращались ко многим сведущим магам и даже к магглам в надежде, но… я хотела бы попытаться найти сама. Я очень хотела бы помочь тебе, Драко. Возможно, это звучит глупо, но если ты позволишь мне… Он не дал ей договорить. Рывком высвободив ладонь, по недоразумению все еще покоившуюся в руке девушки, он сел в постели лишь для того, чтобы громко закричать. — Да шла бы ты к чертям, Гермиона Грейнджер, со своей благотворительностью! Не строй из себя добродетель! Я не верю! Не верю в то, что можно сочувствовать тому, кто большую часть жизни ненавидел тебя и использовал любую возможность, чтобы задеть, как можно больнее. Уходи отсюда прочь! И запиши в своем блокноте добрых дел, что проект под названием реабилитация Драко Малфоя тебе не удался. А знаешь почему? Потому что между нами пропасть! И это обстоятельство не изменит ничто! Слишком много было сделано и сказано, чтобы теперь притворяться, что мы друзья, что тебе не безразлично! — МНЕ НЕ БЕЗРАЗЛИЧНО, — она перебила его посреди слова, наблюдая как эта фраза моментально лишила его сил и припечатала обратно к подушкам. — Мне не безразлична судьба всех, кто пострадал в войне. На какое-то время в комнате воцарилась полная тишина. Драко снова лежал с закрытыми глазами, и Гермиона, уже было подумала, что ссора лишила его сил, и он уснул или потерял сознание, ведь зелье, которое она давала ему накануне, имело этот мощный побочный эффект. Но вскоре бледные губы дрогнули, а обведенные алой сосудистой сеткой серые глаза распахнулись. — Расскажи, зачем ты здесь? Только без лжи и сокрытия фактов. Я никогда не поверю, что ты согласилась только ради меня. Поведай свои мотивы, Грейнджер. Все вернулась на круги своя. Он назвал ее по фамилии, совсем, как в школьные годы, но если там она всегда могла достойно ответить ему, имея от природы острый язык и, на худой конец, крепкий кулак, то теперь Гермиона размышляла. И не хотела отвечать на прямой вопрос. Рисунок ковра под ногами в этой ситуации показался гораздо более увлекательным, чем беседа. — Ну? Я жду ответа! — нетерпеливо молвил он. — Дело не в тебе, если ты так хочешь. Но если жаждешь правды, то отчасти и в твоей персоне. — О, я тронут, — саркастически скривил губы Малфой. — Продолжай повествование. Думаю, меня ждет увлекательнейшая история.