One hundred dollars

6.

не спеши устраивать бурю, чтоб все разрушить, ведь тогда тебя ждет либо дно, либо чужая суша

Чонгук курит, опершись о подоконник, и ему, честно говоря, с этого подоконника хочется сейчас спрыгнуть. За окном - ночь, мутная, затянутая тучами, полностью соответствующая настроению Чонгука. Он не видел Тэхена всего три дня. Они переписывались, созванивались, Тэхен сам сказал ему не приходить, потому что его мама решила пожить с ним, пока он болеет. Всего три дня. Раньше для него это было ничем - за три дня он мог прочитать книгу, мог пройти игру, мог сделать задания на две недели вперед, мог убрать дом снизу доверху. Ему никогда не было скучно, для него в принципе не существовало такого понятия как «скука», - он мог занять себя чем угодно. Теперь для него есть только одно занятие - думать о Тэхене. Это становится навязчивым, непреодолимым желанием - быть с Тэхеном, смотреть на него, прикасаться к нему. Всего три дня. Он чувствует себя так, как будто его лишили чего-то важного, того, чьего присутствия даже не было заметно, зато отсутствие ощущается очень явно. Сидя на уроках, стоя с ребятами за школой, готовя себе ужин, Чонгук чувствует, как часть его отвлекается на Тэхена. Постоянно. Словно Тэхен проник в него воздушно-капельным путем, нашел себе местечко под черепной коробкой и напоминает о себе очень ненавязчиво каждый раз, когда Чонгук ожидает этого меньше всего. Чонгуку кажется, что он болен. Если бы он решился поделиться этим с кем-нибудь из хенов, они бы быстро вывели ему диагноз. Но Чонгук этот диагноз боится озвучить даже про себя. Он никогда не думал, что попадет впросак именно тогда, когда будет доказывать всем, насколько он не прост. Впервые с того дня, когда они затеяли всю эту грязь, он задумывается над тем, что Тэхен по-настоящему влюблен в него. В Чонгука влюблялись многие, и к окончанию средней школы его шкафчик настолько стремительно наполнялся записками с признаниями, что он даже читать их не успевал. Впрочем, ему не особо и хотелось. Он принимал эти восхищенные взгляды как данность - в конце концов, он не зря работал над своей репутацией. Иногда он соглашался на свидания; когда был помладше, урывал поцелуи и объятия, ничего для него не значащие; когда стал старше - научился получать удовольствия, куда более изощрённые, чем поцелуи. Он умел делать приятно и любил, когда приятно делали ему, но никогда это «приятно» не затрагивало душу, всегда - только тело. Это казалось ему нормальным. Он чувствовал себя нормально, когда не закрывал глаза во время поцелуев, когда его сердце не сбивалось с ритма, когда ладони не потели, если девочка напротив него делала что-то милое. И поэтому сейчас это все кажется безумием, потому что Тэхен - не милая девочка, Тэхен - парень, очень красивый, сказочный, но все же парень, а у Чонгука потеют ладони, и едва не начинается тахикардия, когда Тэхен просто смотрит на него своими невероятными глазами и растерянно хлопает ресницами. Он часто замечал на себе взгляд Тэхена раньше, но обычно только больше бесился из-за этого. Взгляд этот похож был на белый свет мощных прожекторов, словно Чонгук стоял один на пустой сцене и смотрел в черный зал, где за густым мраком не мог разглядеть лиц, но чувствовал, что этих лиц сотни, и все они наблюдают за ним, все видят его насквозь, знают наперед каждое его движение. Еще его бесила эта несгибаемость Тэхена, то, как он спокойно переносил все издевательства, не уходил в другую школу, не жаловался никому. Чонгук в такие моменты вспоминал себя - он был гораздо, гораздо слабее. Даже за его желанием доказать всем свою силу стояла слабость. Тэхен никому ничего не стремился доказать. Он оставался собой, и это был словно плевок в лицо Чонгуку, спрятавшему себя на угоду другим. Соглашаясь на аферу Юнги, Чонгук хотел проверить, сможет ли он так же спокойно принять то, что любимый человек поспорил на него, втоптал в грязь, унизил перед всеми. Унизил перед самим собой. Как всегда, нет никаких причин унижать неудачников, вряд ли они этого заслуживают, но остановиться ведь невозможно. Даже Намджун, самый добрый из их компании, никогда не пытался заступаться за Тэхена. Но теперь Чонгуку хочется повернуть время вспять, вернуться в тот день, когда все это началось. Ему хочется отказаться от спора, - нет, даже не слушать предложение Юнги, - побежать за Тэхеном, помочь донести ему учебники до дома, а потом предложить погулять. Не потому что ему нужно выиграть, а просто так. А еще он думает о том, что, возможно, Тэхен не влюблен в него. Возможно, ему просто льстит целоваться по углам с самым популярным парнем школы. Может быть, он даже жалеет его, считает одиноким и безнадежно глупым. Чонгук хотел бы, чтобы это было так, чтобы Тэхен использовал его так же, как он использует Тэхена. Но он знает, что Тэхен не такой. Что в карамельных глазах Тэхена - настоящая любовь. Что его улыбка всегда искренняя. Что его слова - не ложь. Лжет только Чонгук. Точнее, он думает, что лжет, потому что теперь граница между настоящими чувствами и игрой стерлась настолько, что Чонгук не уверен, что она вообще когда-то существовала. Возможно, единственный, кого Чонгук обманывает, - это он сам. Но теперь, даже если он откажется от спора, ему придется рассказать Тэхену правду, и он не уверен, что широты души последнего хватит на то, чтобы его простить. Чонгука от этой мысли безбожно мутит, он запрокидывает голову, глядя сквозь стекло на ночное небо. Он не знает, что делать дальше, как себя вести, не знает, чем обернется этот спор. Одно он знает точно - от Тэхена сейчас он отказаться не сможет, даже если ему заплатят за это гораздо больше, чем сто долларов. Поэтому он выбирает молчать и ждать.