One hundred dollars

12.

в этом вся суть трагедий - они настигают только чистые сердца и, боже, ты был так добр что даже звезды скорбели, когда ты упал

Кихен прослушивает запись снова и снова, огромными от восхищения глазами глядя на сидящего рядом Юнги. - Боже, Юнги, твой голос... - выдыхает он, чувствуя, как по коже табунами ходят мурашки. У него с самого начала не было высоких ожиданий насчет Юнги, была вероятность, что его голос совсем не будет сочетаться с его рэпом, в отличие от тех же Чангюна и Чжухона, но Юнги... Юнги читает так, словно был для этого рожден. Кихен, на самом деле, недолюбливал Юнги, да и вообще всю их компанию, кроме Чонгука, с которым ему волей судьбы пришлось четыре года работать в одной группе по вокалу. Они казались ему слишком высокомерными, слишком горделивыми и жестокими - не заслуживающими той позиции, в которую они сами себя в школе возвели. Но этот конкурс, от которого фактически зависело его дальнейшее творческое будущее, заставил закрыть глаза на свое отношение и обратиться к Юнги за помощью. Они провели вместе в студии целый день, и при более близком знакомстве выяснилось, что Юнги вовсе не такой мудак, каким кажется. Он относился к музыке с таким же трепетом, с каким к ней относился Кихен, и это невольно вызывало в последнем уважение. Юнги рядом с ним не вел себя высокомерно или грубо - улыбался, шутил, помогал с текстом. Кихен невольно подвисал, когда смотрел на него, потому что в моменты, когда Юнги записывался, он выглядел как чистая эстетика. Кихен ни разу за весь день не заметил мимолетных взглядов Юнги, взглядов, наполненных бесконечно трепетной влюбленностью. Они выбираются из студии ближе к вечеру - за целый день они смогли записать только партию Юнги. - Когда будешь записываться ты? - интересуется он, глядя, как Кихен отдает ключи на вахту и расписывается. Они выходят на улицу, и Кихен ежится от прохлады, глубоко втягивая носом свежий осенний воздух, уже наполненный запахом предстоящей зимы. - Песню надо сдать к следующей пятнице, - пожимает плечами Кихен. - Наверное, на этих выходных. - В субботу у меня планы... - задумчиво тянет Юнги, а потом вдруг останавливается, расстегивая рюкзак и вытаскивая из него теплый свитер. Он стягивает с себя куртку и набрасывает на плечи Кихена. Тот столбенеет, заливаясь краской, а потом смущенно фыркает. - Я тебе что, барышня? - ворчит он, но куртку не снимает - наоборот, просовывает руки в рукава и запахивает крепче. Юнги давится желанием его обнять. Кихен потрясающий, на него только смотреть и задаваться вопросом, реален ли он или плод разыгравшегося воображения. - Тебе, кстати, на мою запись можно и не приходить, - добавляет Кихен, а потом сам жалеет о сказанном - Юнги тут же меняется в лице, словно теряет весь свой внутренний свет. - Ох, ну... - Юнги закусывает губу пытаясь справиться с разочарованием, не показать его. В конце концов, на что он рассчитывал? Кихен хотел записать с ним партию - Кихен записал. Ни о чем большем они не договаривались. - Но мне будет очень приятно, если ты придешь, - торопливо выпаливает Кихен, и Юнги поднимает взгляд, чувствуя, как быстро меняется настроение. Что с ним делает Кихен? Сбивает его, черт возьми, с толку настолько, что он не узнает сам себя. Желание его обнять возрастает в разы. Они доходят до одного из дворов, и Кихен прощается с Юнги. - Мне тут недалеко, - объясняет он и с большой неохотой стягивает с себя куртку, протягивая ее парню. - Спасибо за помощь, Юнги. Юнги смотрит на его вытянутую руку ровно полминуты - ровно столько он решается, а потом тянет его к себе и крепко обнимает. Кихен пыхтит, но не вырывается, замирает в руках Юнги, в ответ не обнимает. Когда он отстраняется, Кихен улыбается вопреки всем его ожиданиям. - Теперь ты обязан позвать меня на свидание. Юнги смеется, диктует адрес и время встречи и куртку свою не забирает. Кихен всю дорогу до дома не может спрятать свою совершенно дебильную улыбку, и его это бесит, но, в то же время, он чувствует себя так, словно в него засунули целую стайку бабочек. Ровно до того момента, как он слышит жалобный, наполненный болью стон.