Mon chér

Загоревшиеся поленья

Время - странная штука. Когда о нём не думаешь, оно течёт очень быстро. Когда наоборот - чертовски медленно. Вы невольно задумываетесь над этим, когда кого-то или чего-то ждёте.

Фалации думал над этим уже не одну минуту, сидя на подоконнике и глядя на луну. Красота неописуемая. Ночь, лес, луна... Вот она, идиллия.

Граф вздохнул и оперся спиной о стену. Он ничего не хотел делать. Зима выбивала его из привычного ритма, делала ленивым и неосторожным. Поэтому вампир заранее напился крови на четыре месяца вперёд. Продуктами для Инкре он тоже запасся. А как же иначе?

Инкре... Хех... Мысли о возлюбленном вывели Фалации из состояния некоего "оцепенения". Нужно было проверить, как он. Вампир спрыгнул с подоконника и вышел из комнаты, попутно взглянув на картину, что висела над кроватью. Почти такой же пейзаж, как и в окне. У его ангела талант, который рождается раз, наверное, в столетие.

Выйдя из своей комнаты, граф направился в комнату к художнику. Подойдя к двери, он элегантно постучал, безмолвно попросив разрешения войти. Положительный ответ с той стороны двери был получен, и Фалации незамедлительно вошёл в комнату.

Художник лежал на полу и рисовал карандашом. Это немного напрягло графа. Пол холодный, его ангел мог простудиться.

- Инкре, любовь моя, ты не простудишься? - побеспокоился о любимом граф.

Художник повернул голову и посмотрел на вампира. На его лице сияла его обычная нежная улыбка.

- Нет, дорогой, я тепло одет.

Успокоив своего вампира, мужчина вернулся к рисованию. Фалации же сел, а затем и лёг рядом с Инкре. Привалившись к его плечу, граф закрыл глаза. Зима, зима.

Инкре заметил поведение уставшего за день беготни по дому графа и укрыл того своим жилетом. Фалации же едва ли не в клубочек свернулся под ним. Это умилило Инкре настолько, что тот тихо завизжал от милоты.

Отложив карандаш и блокнот в сторону, художник поднялся и попытался поднять вампира. Фиг там. Белокостный никак не ожидал, что граф будет таким тяжёлым. Он весил килограммов 70, не меньше. В голове у француза созрела идея. Напрягая каждую кость своего тела, художник возложил на край кровати сначала верхнюю половину тела вампира, а затем и нижнюю.

Всё. Граф в кровати. Достижение разблокировано. Инкре облегчённо выдохнул и провёл рукавом рубашки по лбу. Несмотря на всё своё величие во времена бодрствования, Фалации сопел как котёнок, когда спал. Вот он, контраст. Француз прикрыл рот рукой и издал смешок.

Художник сел рядом с выбившемся из сил графом и начал гладить того по голове. Если бы он знал, что за этим последует, он изобрёл бы камеру. Вампир замурчал. Замурчал как настоящий кот. Причём громко так, прям как поезд. Мур-мур мур-мур. Мур-мур мур-мур.

Сколько тихого визга было от Инкре. Как он прыгал от милоты, как он шептал мимимишным голосом, какой его "мышонок" милый. Но как только художник увидел, что Фалации недовольно заворочался, он тотчас же прекратил прыгать и визжать и продолжил гладить вампира с глупеньким умилённым лицом. Но уже через десять минут Инкре так же мило спал рядышком со своей любовью.

Проспал художник недолго. И причиной его пробуждения стал невыносимый холод. Настолько сильный, что пар изо рта застывал в лёд и падал на кровать. Руки француза окоченели в момент. Инкре посмотрел на Фалации. Тот всё ещё дрых без задних ног. Художнику больше ничего не оставалось.

Положив руки, которых он не чувствовал, на плечо вампиру, француз начал расталкивать графа. К его удивлению, вампир проснулся уже через пять секунд толкания. Посмотрев заспанными глазами на художника, граф сел на кровати и выгнулся в спине.

- В чём дело, chér?.. - шёпотом спросил всё ещё сонный вампир.

- П-прости, м-мне п-п-просто х-холод-дно... - стуча зубами, еле проговорил совсем окоченевший Инкре.

Художник тут же был закутан в одеяло, а затем и обнят. Фалации буквально обвернулся вокруг мужчины, развернув свои огромные чёрные крылья и закрыв ими своего ангела полностью. Состояние художника с "очень холодно" сменилось на "очень тепло".

- Лучше? - с улыбкой шёпотом спросил граф, нежно поглаживая Инкре по спине.

- Намного, дорогой... - ответил художник, уже на половину пути в царство Морфея.

За окном бушевала метель.