Стигмалион. Виолетта Малышенко

20 глава

- Повтори, - попросила я, вглядываясь в склоненное надо мной лицо Леры. Она
только что разбудила меня и сказала что-то странное.

- Я сказала Маше, что отвезу ее в
университет и покажу аудиторию.
Но, кажется, я заболела. Ты можешь
подвезти ее?

- Нет, - ответила я и перевернулась на другой бок.

- Ви, я не могу с ней так поступить. Я же обещала…

- Мне пофиг.

- А мне нет. Я ненавижу нарушать свои обещания. Я потом просто сама не своя. Ну пожа-а-луйста!

Я села в кровати, хмуро разглядывая
Леру, которая не выглядела слишком
больной. Только волосы торчали
в разные стороны, но вряд ли это
симптом гриппа. Скорее, симптом
потерянной расчески.

- Если ты подзабыла: мне не по себе от одного ее голоса.

- А ты не говори с ней. Просто подбрось в универ. Она не разговорчивая, будет легко.

Не знаю, как так получилось, что
я согласилась. Наверное, еще не до
конца проснулась. Или Лера научилась подчинять меня своей воле с помощью одного только взгляда. Или во всем
виновато воспоминание о том, как
горько плакала Мария Смирнова на
балконе позапрошлой ночью.

Ладно, подумала я, от одного раза
не растаю. А потом пускай сестра
подыщет какую-нибудь другую
протеже. Мало, что ли, в этом универе первокурсниц? Да полно - роятся вокруг, зеленые, наивные, и трещат, как кузнечики, - бери любую, сажай вькарман, сдувай пылинки. А вот Маша Смирнова - ядовитого скорпиона - лучше
брось…

* * *

Забавно было смотреть на то, как
Маша снова входит в нашу с Лерой
квартиру, как смотрит на меня -
нервозно и хмуро, как пытается
говорить спокойно, но голос дрожит.
Она была не рада перспективе
оказаться со мной в одной машине, как и я была этому не рада. Она была готова сбежать, но Лера, словно предполагая это, уже провернула в двери ключ и
начала хлопотать на кухне, предлагая Маше кофе.

- Лер, я сама доберусь, - попыталась
возражать она, но возражать моей
сестре - это все равно что пытаться
перекричать бурю, или плыть по
водопаду вверх, или молиться -
бесполезно, короче.
Мысли о пожарной лестнице, о побеге, о борьбе снова завертелись в голове, когда я услышала ее голос - мягкий, как маршмеллоу.
Обманчивая мягкость.
Этим самым голосом она умеет
выкрикивать гадости и отдавать
резкие, гортанные приказы своим
диким животным… Я сама это слышала.
Потом мы спустились на подземную
парковку, где Маша начала
изображать из себя ангела, извиняться и очень натурально краснеть. Я держала
искалеченную руку в кармане.
Ты опоздала, Маша. На восемь лет и два пальца.