Встретимся у альбатроса

4

В клубе пусто и холодно, вовсе не так, как должно быть в начале смены, да ещё и в день долгожданной дискотеки.

Под ногами хрустят осколки и каменное крошево. В полу зияют дыры: доски кое-где выломаны, из-под них проглядывает присыпанный листьями и кусками облупившейся краски песок. Свет почему-то ложится на пол узкими полосами, и, вскинув голову, Зоя с удивлением понимает: за ничем не прикрытыми балками видно небо.

Зоя медленно движется по клубу и не узнаёт его. На когда-то крашенных в голубой и зелёный стенах почти не осталось краски; тут и там торчит голый кирпич. По центру сцены возвышается поломанное пианино, ощерившееся неровным рядом чёрно-белых клавиш. Красные кресла, прежде равномерно заполнявшие зал, валяются расчленённые: тут спинка, там – сиденье. Всё покрывает толстый слой пыли. На поверхности свалившегося на пол плаката с яркими эмблемами кружков собралась мутная лужа.

Зоя минует разрушенный зал, пересекает примыкающее к нему помещение поуже, где всегда устраивали танцы, выходит на улицу через главный вход. И застывает.

Прямо перед ней, посреди лестницы, растёт яблоня, а под деревом валяются мягкие, гнилые плоды.

На плохо слушающихся ногах Зоя спускается по ступеням и ступает на дорожку, огибающую лагерь. Асфальт потрескался, по трещинам зелёными ручейками бежит мох, кое-где пробивается жёсткая трава.

Зоя оборачивается. Громада клуба со скошенной крышей возвышается над ней. Огромные окна, как обычно, блестят на солнце, но в одном месте отражение внезапно обрывается: там выбито стекло.

Зоя шумно втягивает воздух, непроизвольно отступает на шаг. И, едва не срываясь не бег, сворачивает на центральную аллею и торопится к своему корпусу. Стены столовой, маячащей слева, почернели, обуглились, крыша её обвалилась. Деревянные домики по правую руку молчаливы, их окна темны и, хотя кое-где висят знакомые белые занавески, безжизненны. Стенды, на которых некогда красовались плакаты, стоят голыми, покорёженными местами металлическими остовами.

Зоя добирается до своего корпуса – он такой же мёртвый, как и остальные. Но вдруг среди деревьев вспыхивает свет. Зоя нерешительно движется к нему и без удивления понимает: свет льётся из окон новостроя. Он не похож на другие дома. Его двери открыты, и внутри Зоя замечает суетящихся ребят. Оттуда доносится чей-то смех.

А затем на крыльце появляется Слава. Он глядит на Зою своими большими тоскливыми глазами и шёпотом произносит:

– Тут пару лет назад случилось что-то плохое...

Зоя чувствует, как по спине бегут мурашки. Вздрагивает.

И случайно скидывает на пол одеяло.

Всякая ерунда ей снится, конечно, потому, что девчонки на ночь рассказывали какие-то байки. Про то, что, мол, белоснежный Ленин по ночам оживает и отправляется пить кровь пионеров – ведь, как известно, ничто, кроме молодой крови, не способно подпитывать бессмертную идею, пусть и заключённую в гипсовую форму.

Утром, желая что-то доказать не то Славе настоящему, не то Славе из сна, Зоя решает разузнать, что же такое плохое могло случиться в «Альбатросе». Не Ленина же, пьющего кровь пионеров, испугалась Славина мама?

На самого Славу Зоя уже почти не злится, но первой мириться не собирается: если этот мямля хочет с ней дружить, пусть хоть раз на что-то решится!

Зоя пытается разговорить тех, кого знает, кто, как и она, в лагере не первый год. Желание и время с ней поболтать находятся не у всех, но Зоя не обижается и от одних опрашиваемых просто переходит к следующим. Мальчишки охотно пересказывают неприличные шутки и матерные частушки, но никто не помнит, чтобы пару лет назад в «Альбатросе» случалось какое-нибудь ЧП.

Отчаявшись, Зоя обращается даже к Жеке: окликает его на стадионе. Жека, избалованный девичьим вниманием, всё же подходит к ней, подхватив с земли мяч, пусть и нехотя.

– Ну, чего?

Зоя стоит на деревянной ступени трибуны, поэтому, хотя Жека её выше, сейчас они почти одного роста.

– Ты ведь был тут два года назад? – спрашивает Зоя.

– Ну, был.

– А ты не помнишь, тут тогда ничего... странного не происходило?

Жека в задумчивости чешет затылок.

– Какого такого «странного»? Вампиров и пришельцев с Марса?

– Ты ведь тут каждый год отдыхаешь, всегда в гуще событий, и память у тебя хорошая! – вместо ответа принимается задабривать Жеку Зоя, потому что сама не знает, о каком таком «странном» может идти речь. – Подумай, пожалуйста, повспоминай!

Жека хмурится, копаясь в памяти, и наконец качает головой.

– Не, не было ничего... странного. Разве что пацы во вторую смену чуть недострой не подожгли. Они где-то спички взяли, луки смастерили, в индейцев там играли в тихий час. Ну, скандал был, влетело им здорово, конечно...

Зоя благодарит Жеку и, вместо того чтобы сразу уйти, ещё с четверть часа сидит на стадионе. Жека на прощание улыбается ей с середины поля и машет рукой, затем вливается в игру и про Зою больше не вспоминает.

По всему выходит, что Зоя права: нет у «Альбатроса» никакого тёмного прошлого, нет мрачных тайн. Но беспокойство почему-то её не отпускает.