Потерянные Наследники

Глава 28. Показатели взросления

Агата

Я не могла спать. Не могла дышать. Мне было душно в собственном теле. Хотелось поговорить с кем-то, кто не был связан с домом Эркертов, потому что в нем разделяли и властвовали только жестокость и ложь.

Правда не казалась мне такой страшной, пока я не озвучила ее Адриану, а пьяный в стельку Макс не назвал меня своей сестренкой. Что нам делать дальше? В наших руках оказался самый потрясающий козырь, какой только можно было придумать, козырь, который разрушит жизнь Артуру и... нашему опекуну. Я смотрела на детскую фотографию Макса и не понимала, как могла не заметить их сходства раньше?! Быть может, потому что он, в отличие от Артура не прогнил изнутри? Я вспомнила, как целовалась с Максом в шестнадцать и в начале ноября, и мне стало даже неловко.

Я старалась не думать о маме. Боялась, что смогу найти оправдание ее слепой ненависти к собственным детям. Ведь она родила нас от нелюбимого мужчины. А потом вырастила своего любимчика и настроила против нас. Лет в восемнадцать Артур и развернул против нас войну.

Я почувствовала, как горлу подступила тошнота. Спихнув с себя одеяло, я села, поджав под себя ноги. Какова была роль отца Томаса во всей этой истории? Почему наша мамаша приехала к нему, едва только почувствовала угрозу? Надеюсь, он нам не дядя?! А странная девушка, которая первой провела для нас ДНК-экспертизу и чьи следы мы так и не нашли? Кто она? Почему она помогала нам? Как она узнала?..

Безответные вопросы топили мое сознание, стены просторной спальни давили на меня, словно став живыми. Томаса со мной не было уже месяц, но я и не думала о нем забывать. Наоборот, каждый новый день нашей разлуки только усиливал мои чувства и желание пойти наперекор доисторическим замашкам деда. А ведь раньше я сама считала, что была рождена, чтобы стать женой какого-нибудь мешка с деньгами, который будет влюблен в меня по уши, а я буду снисходительно позволять ему целовать себя в щеку по утрам, а по ночам изменять с сексуальным садовником. Так было, пока Томас не показал, что по-настоящему сильное чувство не приемлет отговорок, снисхождения и усталости. Оно забирает целиком и без остатка, а когда истощается, наступает пустота.

В мою дверь тихонько стукнули, и в проеме обозначилась лохматая голова Моники, вернувшейся в гнездо на выходные.

-Камушек, как хорошо, что ты не спишь! - Она прикрыла за собой дверь и забралась ко мне на кровать. – Сна ни в одном глазу.