4

58 13 0
                                    

К горлу Харона был приставлен нож. Едва ли можно было различить сновидение и реальность, воспоминание и предначертание. Из роли наблюдателя я приобрела плоть и кровь, стала телом Харона, которое ныло и надрывалось, страхом была пропитана каждая его клетка. Все тело тянуло вниз, к земле.

Ему здесь было едва ли больше шестнадцати.

Пацану, который приставлял нож, должно быть, тоже. Но он выглядел старше. Выше на голову, шире в плечах. Он злости, которая перекосила его лицо, казался еще больше. Сам же Харон сжимался в точку, вдавливал самого себя в стену, будто бы намереваясь пройти сквозь нее.

— Добро пожаловать в ад, новенький, — зашептал монстр, и его горячее дыхание обожгло ухо и шею.

Все внутри стянулось в плотный жгут, холод стены теперь ощущался так остро, так ярко, тысячью иголок вонзался в спину. Руки и ноги парализовало, тело все сильнее тянуло к полу. Страх сконцентрировался в глотке: ни вдохнуть, ни выдохнуть. Тупой стороной ножа чудовище провело по нежной коже шеи. Моей шеи. Или Харона. Теперь мы сливались в единое целое.

— Кто ты такой, новенький? — спросил он. Его лицо было напряжено, он пытался выдавить что-то вроде улыбки, но не выходило. Вместо нее деревенела гримаса отвращения. Холод ножа сначала ощущался на шее, потом на ключице, потом лезвие опустилось вниз, до самого пупка и ушло в сторону. — Говорят, у тебя мамаша шизофреничка.

— Она умерла, — шепотом ответил Харон, но на это ушли все силы, и теперь ему едва удавалось дышать.

— Умерла? Ты убил ее?

Этот вопрос ударил под дых больнее, чем нож. Харон резко оттолкнул монстра от себя и бросился в коридор. Он не слышал шагов и голосов. Не слышал, чтобы его преследовали. Только громкие удары собственного сердца раздавались в голове, только срывающееся до истерики дыхание. С каждым шагом все сложнее было вдохнуть. Ком нарастал в груди, вместе с ним рос и страх. Это были сухие слезы, они лились вовнутрь. От того, что становилось невозможным сделать вдох, холодело все внутри. Корка страха покрывала кожу:

«Скоро все поймут, кто я. Этот приют не для хороших детей».

Глаза судорожно искали в коридоре, где бы скрыться. Наскоро пробегали взглядом всех детей, что обступили его, разинув рты. Он сорвался и побежал дальше, туда, где их не будет. Но было бы лучше, если бы не было его самого.

Плач ХаронаWhere stories live. Discover now