Клятва на обломках

Часть 1. Маховик качнулся

На заре веков, среди бескрайней пустоты, вспыхнуло Сердце Мира, положив конец Эре Ёльн. Оно яростно разгоралось, билось и втягивало в себя ткань мироздания — пожирало его. Что послужило причиной Его появления? Чья-то неукротимая воля, судьба — неизвестно до сих пор.

Тогда ещё не существовало ни времени, ни материи — только ледяная темнота, сжимающаяся под натиском абсолютной энергии. Из Сердца Мира родился Великий Кузнец. Могучими руками развёл в стороны его границы, проделав себе путь в ничто. Как порождение света и силы, он обладал невиданной мощью: мысли его тут же становились реальностью, законы одновременно рождались, преобразовывались и умирали — царил настоящий хаос. Направленная сила созидания неизменно сталкивалась с силой хаоса, разрушения и энергии — разум Великого Кузнеца пытался противостоять Сердцу Мира.

Кто знает, сколько продлилась их битва, известно лишь одно: Великий Кузнец смог подчинить себе Сердце Мира, вобрав в себя остатки сил своего прародителя. Он сжимал Сердце, пока не смог проглотить, а после, раздираемый энергией, стал извергать мириады реальностей. Они путались, переплетались, сливались, рождали новые реальности, распадались или исчезали без конца, пока Кузнец не расставил каждую на своё место. В одной из тысяч и тысяч таких и началась история, воспетая в веках...

Тряска, вонь и полумрак — мои единственные товарищи за последние... Боги, я не знаю, сколько времени прошло. Уже много дней повозка почти не останавливалась, и я вместе с кучей детей примерно моего возраста были вынуждены жаться друг к другу и цепляться за всё, что только попадается под руку, чтобы не упасть. После каждой стоянки ребят в фургоне прибавлялось.

Не могу сказать, что я был особенно напуган: пожалуй, всё самое страшное уже произошло. Моя деревня стоит... стояла на границе страны — у узкого ущелья, своего рода входных ворот в провинцию. Слухи о войне уже давно перекидывались от семьи к семье, но никто как будто бы не хотел верить, что это случится. Хотя, наверное, моя мама верила. Боялась, потому верила. Единственное чётко сохранившееся моё воспоминание о той ночи — её лицо, освещённое языками пламени, запах гари, грохот рушащейся крыши и крики односельчан. Спросонья я едва понял её. Она звала меня по имени, умоляла бежать, не оглядываясь.