По ту сторону света: Другая история Призрака оперы

Глава 0. The beginning

Франция.Париж.
9 марта, 1871 г.

Тук-тук... - в бешеном ритмеколотилось сердце.
Тук-тук...
Этобыло чудовищно больно. Это было страшно.
В один миг тьма будто сгустилась надним, железным обручем сдавила грудь, непозволяя глубоко вздохнуть.

Онстоял на берегу подземного озера исмотрел вслед уплывающей лодке.
Лодкапочти скрылась из виду, но в полутьмевсе еще маячило белое пятно - свадебноеплатье.
Он жадно вглядывался в него,будто желал навеки запомнить этиочертания.
Тук-тук... - продолжалоколотиться сердце.
Черт бы тебяпобрал, адская анатомическая машина, -озлился он. - Почему тебя нельзя воттак просто взять и остановить?
Кристина.Кристина!
Зачем, за что?
Ты ушла.
Ты все-таки ушла!

Он развернулся,сгорбившись, побрел вглубь пещеры.
Житьне хотелось, но по какой-то необъяснимойпричине умирать по-собачьи тоже желанияне было.
Заложенный природой инстинктсамосохранения брал свое.
Черезнесколько минут тут будет полиция, толпаразгневанных людей. И тогда от призракаоперы останутся лишь клочья.
Довольноон чувствовал себя загнанным животным.
Поэтому, несколькими часами ранее- Торжествующий дон Жуан, а ныне побежденныйхозяин оперы, поспешно отодвинул одноиз зеркал, в стене образовалась ниша.Он присел на корточки, извлек оттудааккуратно сложенный плащ, расправил,накинул на плечи, потом достал бархатныйтяжелый мешочек, машинально взвесил вруке, сунул его в карман, туда же спрятали самое дорогое, что оставил ему этотвечер, память о глупых надеждах исобственной доверчивости - ее кольцо.
Достал коричневый саквояж, оченьпохожий на медицинский. Открыл, окинулвзглядом плотно прижимающиеся друг кдругу пачки банкнот, закрыл.
А вообще,что за бред? Зачем мертвецу деньги?

Накраю сознания тут же заворочался разум.
Не оставлять же их бушующей толпе.Он и так не в силах унести отсюда все,что дорого сердцу, он и так слишкоммногое оставляет позади...
Да и вообще,деньги, отложенные на свадьбу можнопустить на собственные похороны.Достойная точка в финале всегда крашекровавой кляксы.

А стае бешеныхсобак он оставит нечто другое.

Слегкаулыбнувшись от этой мысли, он сновазапустил руку в нишу, достал металлическуюканистру, встал на ноги и тут же сноваосел, прислонившись спиной к холоднойвлажной стене.
Дернул рубашку. Левуюсторону груди жгло огнем.

Кстати,об огне.
Даже если ему суждено статьтрупом, просто так он не сдастся.
Отвинтилкрышку канистры, на скорую руку плеснулее содержимое на ткань, покрывавшуюзеркала, на ковер, кровать, облилмаслянистой едко пахнущей жидкостьюмакет театра. Поднял с пола кусок ткани- поднес поближе к лицу и вдруг понял,что на деле это лоскут от сценическогокостюма Кристины.
Вздохнул.
Какже больно.
Прямо посередине груди.Будто туда вколотили деревянный кол.
Странное ощущение.
Кристина, еслибы ты оказалась сейчас здесь, рядом, этаболь вмиг бы растаяла.
Он точно знал.
Но тебя нет и отныне там, где положенобыть сердцу, пустота.
Именно поэтомутак больно.
Нет больше ни дон Жуана,ни Призрака, ни Ангела...

К черту!
Да, да, именно туда теперь он сам иотправится.
В самом деле, не к Богуже!
И обиталище Призрака отправитсятуда же. Куда же ему еще отправляться,как не вслед за хозяином?

Надсадновздохнул, но приложил лоскут к горлышкуканистры, наклонил, ткань вмиг сталатяжелой, жирной.

Где-то совсемблизко были слышны голоса и топотмножества пар ног.

Он выронил изрук канистру, та упала, образовав подсобою небольшую лужу из остатковжидкости.
Призрак извлек все из тогоже тайника пачку спичек, чиркнул одной,она зашипела, затрещала, заискрилась изажглась.
Он поднес к ней лоскут,который моментально зашелся пламенем,бросил огненный комок на ковер.
Сталожарко.

Что ж, пора!

Удивительнаявещь - в моменты боли не чувствуешьбольше ничего, кроме нее самой.
Нисожаления, ни вины за свои абсолютноидиотские поступки.

Огоньгипнотизировал.
Но оставаться надолгобыло нельзя. Перед глазами итак ужеплыло.
Негласного хозяина оперы нестанет. Он, как и положено призракам,растворится, станет дымкой.
Интересно,что скажешь ты, Кристина, когда узнаешь?

Он поспешно схватил один изтяжелых бронзовых подсвечников, вытряхнулиз него свечи, приблизился к одному иззеркал, замахнулся. Будто капли воды,разлетающиеся во все стороны от брошенногокамня, брызнули осколки.
Еще удар иеще один - перед ним открылся проход.
Где-то за спиной уже дребезжаларешетка...

Сжав ручку саквояжа,он ступил в густую тяжелую, как свинецпустоту.
Сделал шаг, второй.
Этонечестно, господи!
Он был готов отдатьвсю свою жизнь, всю свою заботу и любовьэтой девочке, а она развернулась и ушла.
Он отпустил ее, искренне понимая,что должен.
Но кто же знал, что будеттак больно.
Очень больно!
Посередине.

Но разве это честно?
Смазливомумальчишке дано судьбою все - любящаясемья, положение в обществе, огромныеденьги, красивое лицо, любимая...
Ачто дано судьбою уроду, вроде него?
Презрение, насмешки, плевки окружающихв его сторону?
Единственный смысл,ради которого он жил - Кристина.
Дажеее отняли.
Если бы можно было получитьеще один шанс, как угодно, где угодно -это неважно! Важно лишь одно - чтобыона, Кристина была рядом.

Но этоведь бред, это невозможно.
Для негоневозможно!

Вдруг он остановился,отдышался.
Он и сам не заметил, какувлекшись своими мыслями, побежал такбыстро, что ему теперь перестало хвататьвоздуха.

В коридоре было сыро ивлажно, запах кислой плесени сдавливалгорло.
Он выронил саквояж, зашарилрукой по шершавой каменной стене,кажется, обрезался обо что-то острое,выступающее.
Надо было передохнутьхотя бы пару секунд.
В любой другойситуации такой быстрый бег не выбил быего так просто из колеи. Но сейчаспочему-то сил почти не было, ноги сделалисьватными и неустойчивыми, будто на плечиводрузили нечто непосильно тяжелое.

- Черт тебя подери, - сказал онсквозь зубы. - И для чего все это былонужно, для чего был этот свет во мраке,эта кроха надежды, если суждено былозахлебнуться от крови разбитого сердца?

Внутри очень больно кольнуло, вгорле пересохло.
Он не рассчитал,закинул голову назад и, кажется, ударилсязатылком о стену.
Колючий комок вдругзастрял в горле.
Тьма стала еще чернееи гуще и...

...Его будто понеслокуда-то высоко-высоко.
Туда, где надголовой светила крошечная сияющаязвезда, и чем дальше несло, тем онастановилась больше и ярче, напоминаяфонарь во мгле.

Таким светомкогда-то была Кристина.
Яркой-яркойпульсирующей звездой.
Звезда поимени Кристина.

Теперь эта звездабудет освещать путь совсем другому...
Как бесчеловечно!
Впрочем, о какойчеловечности может идти речь, есликаждым шагом любого смертного существана этой земле управляет невидимыймарионеточник, кроме того, похоже,обладающий скверным чувством юмора.
Нигде и никогда, ни на другой планете,ни на небесах, ни в сказке невозможнобудет отыскать такую, как Кристина.
Надним жестоко посмеялись.
Вся его жизнь- это жестокая шутка!
Это конец.
Черт!

И вдруг звезда погаслаяркой вспышкой.
Над головой раздалсяхлопок, будто бы громко закрыли дверь.
Стало совсем темно.

Ничего.Вокруг ничего.

Ощущая себя вязкойедва имеющей очертания субстанцией, онеще какое-то время метался в черноте,словно загнанная в клетку птица, ищущаядверь.
Двери не было, зато были стены,гладкие, округлые, как в трубе. И неединого шва, чтобы зацепиться.

Шлеп!
И вдруг отяжелевшая субстанция сосмачным треском нашла горизонтальнуюопору.
Яркой звезды над головойпо-прежнему не было.
Зато, в нос ударилстранный запах, очень похожий на тот,растекшийся по подвалам в момент, когдаон выплескивал содержимое канистры наковер, где-то поблизости мерно капалавода, что-то гудело вдалеке, напоминавшеезвук клаксона, а над головой в мягкойвате грязно-серых ночных облаков сияломного, очень много крошечных звезд.

Тяжелые веки так и норовилисомкнуться.
И сомкнулись.
Сталотемно.
И так хорошо...